Филипп Думенк - Расследование смерти мадам Бовари
Странно, но вопрос, казалось, застал Бовари врасплох.
— Да, огонь был. По крайней мере, мне так кажется, — пробормотал он, поразмыслив, словно сам себя проверял. Он удивился: как Реми мог сомневаться в его чистосердечии?
Письмо они так и не нашли. В самом деле, было странно, что столь важный документ таинственно исчез. Если бы его нашли, то сняли бы все предположения, а следствие, которое так сильно встревожило Ионвиль, прекратили бы. Не выдумал ли Шарль это письмо? Не прочитал ли он Омэ заготовленный заранее текст, чтобы снять с себя подозрения? Эти подозрения были очень серьезными. До сего момента у Шарля была репутация простодушного слепца, ни в чем не повинного. Казалось, если бы он знал, что Эмма умирала, предав его, то он полюбил бы ее еще больше. Он выглядел ранимым, наивным и трогательным, как мальчик Кроме того, она носила его ребенка: неужели, убивая ее, Шарль приговорил к смерти и это невинное существо?
И все же… Что Реми и дʼЭрвиль точно знали о Шарле? Ведь они видели его в коллеже лишь на протяжении нескольких месяцев, когда им было по пятнадцать лет. В классе он был безмолвной жертвой, над которой все насмехались, и безропотно сносил самые гнусные оскорбления. Что он представлял из себя на самом деле? Лерё говорил, что при первой жене Бовари имел связь с юной Эммой. Не странно ли, что несчастная вдова Дюбюк умерла именно тогда, когда девушка стала прикидываться беременной, и Бовари понадобилось узаконить свою связь с ней? Кроме того, по словам Лерё, у первой жены перед смертью были те же симптомы, что и у Эммы. Как при отравлении мышьяком.
Реми был в полной растерянности. Иногда ему приходилось сомневаться в том, что из него получится хороший полицейский…
Расследование не продвигалось, и, вероятно, этот факт радовал Делевуа, который до сих пор оставался в Руане. Тем временем Реми регулярно встречался с Бурнизьеном, Омэ, Бине, Лерё, Родольфом, Лестибудуа, Гильоменом, Тювашем и даже Фелисите. Торопливые приветствия, обсуждения погоды… Лица жителей Ионвиля были невозмутимо спокойны. Однако не скрывали ли они чего-нибудь?
Со времени отъезда патрона Реми почти нечего было делать. Благоприятная ситуация для того, чтобы совершать глупости и мечтать…
* * *Однажды ночью ему приснился странный сон. Она была жива, и он держал ее в своих объятиях. Он проник в тайну ее несчастья, любил ее и спасал.
Затем он проснулся и вспомнил, что она умерла.
В следующую ночь он увидел другой сон (но был ли это на самом деле сон?). Он вернулся вечером после одной из прогулок на лошади и отдыхал в большой зале «Золотого льва», где находился его штаб и где теперь, в этот обычно оживленный час, почему-то не было ни посетителей, ни работников. Вдруг входная дверь приоткрылась, и из-за нее выглянул Ипполит. Он держал в руке фонарь, и вид у него был растерянный. Увидев, что Реми один, он подал ему знак следовать за ним.
— Что ты хочешь, Ипполит? Войди.
Но тот не хотел входить и продолжал звать с собой. Тогда Реми поднялся и, не одеваясь, пошел за ним. На улице была глубокая ночь.
— Твоя лошадь еще не расседлана, — сказал Ипполит (по какому это праву он «тыкал»?!), — садись на нее и следуй за мной. — И парень спешно захромал по снегу перед ним.
Реми послушался. Несмотря на протез, Ипполит передвигался удивительно проворно. Он ловко обходил сугробы и наледи, тогда как кляча Реми едва-едва плелась следом. Они поднялись по той самой дороге, по которой полицейские прибыли в Ионвиль, — она выходила на руанский тракт. На перекрестке Ипполит остановился и задул фонарь.
Звезды в небе мерцали, как угольки в очаге, равнина была покрыта снегом, окружавшие их деревья казались чудовищно большими. Старые яблони, столетние дубы с огромными, извивающимися черными ветвями были словно нереальными, фантастическими. Реми отчетливо ощущал своей кожей мороз и обжигающий северный ветер. Ипполит рядом с ним тоже дрожал от холода.
— Чего ты ждешь, Ипполит?
И вот это случилось. В точности как в тот вечер, когда они ехали в Ионвиль, с адским грохотом, послышавшимся сначала откуда-то издалека, на огромной скорости из мрака выскочила запряженная четверкой лошадей карета — еще большая, чем в прошлый раз. Она обогнала Реми и Ипполита, но никто их не заметил. Им удалось разглядеть кучера с поводьями в обеих руках и хлыстом в зубах, который каким-то образом еще умудрялся подгонять лошадей дикими криками. В карете при свете фонаря сидели женщины в вечерних платьях с обнаженными плечами, господа во фраках, а также лакеи в париках и ливреях. И среди них было чудо красоты и душевной чистоты, женщина, которую Реми держал в объятиях в другом сне, — Эмма. У нее был растерянный вид.
Карета пронеслась ураганом, и снег, разлетевшийся из-под ее колес, залепил Реми глаза. Когда он протер их, все исчезло. Рядом с ним стоял лишь забрызганный грязью и ошарашенный Ипполит.
— Ипполит, что это такое?
— Хеллеквинская Охота, — промолвил Ипполит. — Безумная карета с теми, кто умер в течение года. Вам разве не говорили? Мы все там окажемся, — добавил он, содрогаясь.
Тогда Реми вспомнил, как мамаша Лефрансуа неопределенно пожала плечами, когда по их прибытии в Ионвиль Ивер выдал свою версию о гостях, поздно возвращавшихся из замка Вобьесар или какого-то другого имения. Бормоча себе под нос, она что-то упомянула о привидениях, скачке мертвецов и какой-то местной легенде. Кажется, по ночам карета носилась по дорогам, увлекая за собой всевозможных демонов, дьяволов и дьяволиц… А с ними — умерших за текущий год.
— Вы заметили? — сказал Ипполит, выпучив глаза. — Мадам Эмма была там!
Когда Реми проснулся и осознал, что находится в своей комнатке в «Золотом льве», уже рассвело. Окно было открыто — возможно, из-за этого он чувствовал во сне такой леденящий холод. С улицы доносился скрип колес. Это были первые повозки ломовиков, направлявшихся в Париж со свежей рыбой.
На пороге его комнаты появилась мамаша Лефрансуа, которая принесла первый утренний суп.
— Вчера, — сказала она, выпучив глаза, — я видела на нижнем лугу трех черных куриц, которые бежали по снегу. А Ивер нашел огромную летучую мышь — кто-то пригвоздил ее к двери амбара! Это дурные знаки! Когда ж кончатся наши напасти?!
— Я тоже сегодня плохо спал, — ответил он. — Господин Делевуа предупреждал меня, что на вашем дворе очень шумно.
Мадам Лефрансуа возразила: всю ночь — по крайней мере, до появления ломовиков все лишь несколько минут назад, — не было ни малейшего шума.
Если она говорила правду, то почему ему приснился этот грохот Хеллеквинской Охоты?
