Михаил Михеев - Запах «Шипра»
Тиунова остановилась против Валюши и вдруг сильно ударила ее по щеке.
Валюша выронила сигарету на стол. Рука ее заскребла по скатерти. Я едва успела отодвинуть в сторону вилки и ножи. Тогда она схватила дымящуюся сигарету и сильно, как в пепельницу, вдавила ее в голый живот Тиуновой.
Потом были крики, звон стекла, хруст осколков под ногами. Валюша рвалась из моих рук и кричала:
— Сволочи вы все, сволочи!…
Я прикрывала ее от Тиуновой, с которой никак не мог управиться Колесов. Шарф с Тиуновой свалился, и зрелище это — даже с большой натяжкой — нельзя было назвать привлекательным…
12
На улице сыпал мелкий холодный дождь. Мокрый асфальт серебряно блестел под светом люминесцентных уличных фонарей.
Валюшу совсем развезло, нам с Колесовым не столько приходилось ее вести, сколько просто тащить. На углу она начала вырываться.
— Отпустите ее, — сказала я Колесову.
Валюша качнулась к стене дома, оперлась руками, ее стошнило. Из водосточной трубы текла тоненькая струйка, я вымыла Валюше лицо, вытерла его платком.
После скандала, обливаясь злыми слезами, она устремилась домой. Прилечь на диван в соседней комнате отказалась наотрез. Мне уже нечего было делать у Аллаховой, я вызвалась Валюшу проводить. Со мной вместе отправился и Колесов. Лишь тогда Аллахова не стала нас задерживать. Я сообразила, что ей просто не хотелось оставлять Валюшу со мной наедине.
Бессонова жила недалеко от остановки «Березовая роща» — ехать почти через весь город. Садиться в троллейбус с ней было рискованно, с первой же милицейской машиной водитель мог отправить ее в вытрезвитель. На наше счастье, у соседнего дома из такси высадились пассажиры. Правда, шофер, взглянув на Валюшу, заявил, что ее не повезет. Но Колесов сунул ему всемогущую «трешку», и мы поехали.
В такси все пошло удивительно мирно. Валя привалилась к моему плечу и сразу уснула. Когда мы приехали, мне кое-как удалось ее разбудить. Полусонную, мы потащили ее по лестнице на пятый этаж. Лампочки горели только на первом и, кажется, на третьем этажах. Валюша запиналась на каждой ступеньке. Колесов уже растерял все свое терпение и ругался вполне неприлично.
Ключ от дверей квартиры я кое-как разыскала в кармане Валюшиного плаща.
Колесов быстро нашел выключатель, зажег свет в передней, затем в комнате. Он помог мне стянуть с Валюши пальто. Потом я прислонила ее к косяку, расстегнула «молнии» на сапогах и сдернула сапоги. Провела Валюшу в комнату, усадила на кровать.
Это была обычная малогабаритная однокомнатная квартира, грязноватая, неухоженная, обставленная разностильной, хотя и дорогой мебелью: мягкие стулья, большое кресло, кровать полированного дерева.
Глаза у Валюши были закрыты, она безвольно покачивалась из стороны в сторону, и не придерживай я ее — она упала бы на пол.
Колесов сдвинул шляпу на затылок.
— Фу! — сказал он. — Даже жарко стало. Выпить бы сейчас чего-нибудь холодненького.
На кухне у самой двери стоял холодильник. Колесов открыл его, забрякал банками и бутылками.
Я стянула с Валюши чулки.
— Евгения Сергеевна! — крикнул Колесов, — Компот есть. Вишневый. Хотите?
Я отказалась.
Пока я раздевала и укладывала Валюшу в постель, Колесов сидел в кресле, прихлебывал компот прямо из банки и сплевывал вишневые косточки за дверь кухни. Он довольно свободно себя чувствовал в комнате Валюши, и у меня создалось впечатление, что он здесь уже бывал. Ну, что ж…
Я закрыла Валюшу одеялом, она свернулась калачиком и сразу уснула.
Хмель у меня начал проходить. На смену взвинченности пришла тяжкая усталость. Во рту было противно и сухо, хотелось пить. А тут еще вернулся Колесов и начал весьма выразительно поглядывать на меня.
Я вышла на кухню.
По пути щелкнула каким-то выключателем, но это оказался не тот выключатель, я не стала искать другой — на кухне хватало света, падающего из комнаты.
Возле раковины стояла газовая плита, рядом небольшой столик, на нем никелированный чайник и несколько стаканов. Мне захотелось холодной воды, прямо из водопровода. Я отвернула кран и взяла со столика стакан. Колесов, видимо, зашел следом за мной, в раковине шумела вода, я не слыхала шагов, но почувствовала его руки на своих плечах.
Я все же думала, что смогу спокойно напиться, но тут он обнял меня.
— Эй-ей! — сказала я.
Он сжал меня сильнее. В стакане оставалось немного воды, я наугад плеснула через плечо.
Колесов тут же убрал руки.
— Ну, вот… Теперь рубашка мокрая.
Он достал из кармана платок, вытер лицо. Вид у него был сконфуженный, мне даже стало его жалко.
— Ничего! На рубашку попало совсем немного, — утешила я его. — Пойдемте домой.
Мне не хотелось, чтобы он меня провожал, но выхода у меня не было, не оставлять же Колесова здесь. Я еще раз подошла к Валюше, она спала, подложив ладошки под щеку, совсем как девочка-школьница, у которой самым большим несчастьем в жизни была двойка в дневнике. Я открыла пошире форточку, натянула одеяло на голое плечо Валюши.
— А где ключ от дверей?
— Вон, на столе, — сказал Колесов.
Мы вышли и захлопнули дверь на американский замок. Сразу стало совсем темно. Кто-то выключил свет на лестничных площадках.
Осторожно шагнув вперед, я нащупала перила лестницы. Колесов наткнулся на меня, обнял. Я вертела головой, и его поцелуи попадали то в ухо, то в лоб. Он хотел схватить мою голову руками; мне удалось вырваться; держась за перила, я побежала вниз. И тут же наткнулась на кого-то.
Очевидно, это был мужчина, он крепко держался на ногах и даже не покачнулся. Мои руки ощутили мокрый плащ, плотную фигуру. Отчетливо запахло одеколоном.
— Осторожнее! — услыхала я.
— Простите, пожалуйста.
Мужчина отступил в сторону, и я опять побежала вниз. Колесов догонять меня не стал и, видимо, никого не заметил. Из подъезда мы выбрались уже без осложнений.
Нам повезло, мы захватили на остановке «двойку». Конечно, на этот раз Колесов решил проводить меня до дома. В подъезде я опять попала в его объятия. Легко было положить всей этой лирике конец, но не хотелось откровенно грубить, да и шуметь на лестнице тоже не следовало, могли услыхать жильцы первого этажа. Наконец, я удачно вывернулась и поднялась к себе наверх.
На площадке перед своими дверями остановилась перевести дыхание и поправить волосы. Шел второй час ночи, но Петр Иваныч мог не спать. Мне совсем не хотелось попасть ему на глаза растрепанной, с покрасневшим, зашлепанным поцелуями лицом.
