Михаил Михеев - Запах «Шипра». Сочинский вариант
Обзор книги Михаил Михеев - Запах «Шипра». Сочинский вариант
Михаил Михеев
Запах "Шипра". Сочинский вариант
ЗАПАХ «ШИПРА»
...Потому что в этой драме,
будь ты шут или король,
дважды роли не играют,
только раз играют роль.
Ю. Левитанский
От автора
Хотя я и начинаю с подлинного протокола следствия, всё же прошу читателя не принимать героев повести за конкретных людей, а их поступки за документальное отображение событий.
Дело №…
…Главный бухгалтер Комбината предложил начальнику отдела снабжения выписать с Главного склада Торга ткани или другой товар, а вместо товара получить наличные деньги, чтобы присвоить их и поделить между собой. Главный бухгалтер заверил начальника отдела снабжения, что сумеет скрыть эту преступную операцию по бухгалтерскому учету…
…Зав. Главного склада выписала фактуру (заборный лист) о том, что якобы она отпустила через начальника отдела снабжения для Комбината 98 метров драпа на сумму 4410 руб…
…начальник отдела снабжения получил свою долю и поделился с главным бухгалтером…
(Из протокола следствия)
…Я вчитываюсь в скупые строчки следовательского протокола и понимаю, как много еще труда и времени потребуется следователям, экспертам и ревизорам, пока не будут выяснены все детали этого тёмного воровского дела: фальшивые фактуры, подложные записи, приписки в актах уценки и многие другие жульнические операции.
Вот только о событиях, которые положили начало этому следствию, о событиях, в которых я принимала самое непосредственное участие, ни в следственных материалах, ни в обвинительном заключении не будет сказано ничего…
НА НОВУЮ РАБОТУ
1
Самолетом до Новосибирска можно было долететь за три часа. Поезд шел двое суток.
Я решила ехать поездом.
Я покидала город, в котором родилась, где прошла моя юность, где я училась, любила, мечтала завести семью… Судьба вдруг обрушила на меня столько бед, что мне захотелось очутиться на новом месте, где ничто тебе не напоминает о прошлом, никто тебя не знает и ты тоже не знаешь никого.
В двадцать шесть лет нелегко менять город, привычки, привязанности. Поэтому мне нужны были эти двое суток бездумного вагонного существования, как пауза водолазу, который поднимается на поверхность из океанских глубин.
О том, какое задание мне дадут в Новосибирске, я не знала ровным счетом ничего.
Командировка была секретной. Подполковник Свиридов сказал, что сам предложил Новосибирскому ОБХСС мою кандидатуру, а все подробности я узнаю на месте. Я передала ему письмо к матери, как всегда незапечатанное, с номером вместо адреса и пошла получать документы.
Паспорт я получила новый, на прежнюю девичью фамилию, и снова стала Грошевой: Евгения Сергеевна Грошева, торговый работник, бывшая студентка третьего курса Торгового института.
Паспорт и справка из института были подлинными, но трудовая книжка с записью, что я последние три года работала товароведом магазина Военторга, не соответствовала фактам — эти три года я проучилась в школе милиции. Моя биография в личном деле, наверное, тоже производила странное впечатление: «отец — лейтенант милиции, погибший при исполнении служебных обязанностей; мать — торговый работник, осуждена по статье 93 «прим» на восемь лет заключения в колонии строгого режима…»
В Торговый институт я поступила по настоянию матери, которая тогда заведовала отделом универмага. Среднюю школу я окончила хотя и с золотой медалью, но без особых склонностей к какому-либо предмету; мне было все равно, куда поступать. Отца помнила плохо, он погиб, когда я только пошла в школу. Так я и росла, единственная дочь у матери, избалованная, по-детски эгоистичная и беззаботная. Училась на пятерки и не вникала в домашние дела.
А мать снова вышла замуж…
Отчим мне понравился. Он был остроумен и красив, — работал кем-то в Управлении торговли. Мы вскоре переехали в новую квартиру, быстро обзавелись импортной мебелью; следом у нас появилась дача, «Волга»; о нарядах я уже и не говорю. Если бы я хоть на минуту задумалась, то сразу бы поняла, что живем мы явно не по средствам. Но в то время я увлеклась студенческим театром, играла на клубной сцене, — кажется, что-то получалось, — и мне не хватало времени подумать и оглядеться…
Милицейская машина прибыла к нам в шесть часов утра. И я, еще ничего не понимающая, осталась в квартире одна. А вечером меня вызвал следователь, и тут я узнала, кто был мой отчим и кем стала моя мать.
В институт я больше не пошла. Мне было стыдно показаться на глаза прежним товарищам. Я была соучастницей воровства, жила на ворованные деньги, мое неведение не было для меня оправданием. Я поняла, что не смогу больше ни учиться, ни работать в торговой сети. Что для искупления моих вольных или невольных грехов у меня в жизни осталась одна дорога…
В городском отделении милиции на памятном стенде висел портрет моего отца. Молодой лейтенант, он погиб, когда ему еще не было и тридцати. Подполковник Свиридов начальник школы милиции — хорошо его знал, когда то они работали вместе… Меня приняли в школу милиции.
Я закончила ее совсем недавно, моя командировка была по сути первым серьезным поручением.
На вокзал меня никто не провожал — я никому не сказала о своем отъезде. Я ехала в штатской одежде. Мои вещи уместились в туристскую сумку и чемодан. Я не взяла с собой ни книг, ни безделушек — вещей, которые напоминали бы о прошлом. Мой любимец — плюшевый Микки Маус — остался перед зеркалом туалетного столика. Микки Маус ни в чем не был виноват, но это был подарок Игоря, а вот об Игоре мне меньше всего хотелось вспоминать.
Шел сентябрь, мой путь лежал в Сибирь. Я решила, что удобнее всего ехать в нейлоновой куртке и черных джинсах. Джинсы были еще студенческие, они валялись на дне старого чемодана. Там же наткнулась на сверток голубой фланели, и у меня больно сжалось сердце… может быть, все пошло бы иначе, появись у меня ребенок. Но мой сын не захотел родиться живым.
Я оставила Игорю записку. Он жил у своих родителей, но все еще был прописан здесь, по улице Урицкого, 50. Я написала, что он может распорядиться квартирой и оставшимися вещами, как пожелает.
Вместо подписи положила на записку ключ от дверей квартиры, маленький плоский ключик от американского замка…
Свое нижнее место в купе я уступила попутчице, женщине чуть постарше меня, но полной, да еще в узенькой мини-юбочке — лазить в ней на верхнюю полку было весьма затруднительно, тем более, что второе нижнее место занял мужчина — пожилой папа с дочерью-старшеклассницей, которая тоже забиралась на верхнюю полку без труда.
Ночью долго не могла уснуть.
Мимо вагонного окна мчалась черная осенняя ночь, осыпая стекло капельками дождя. Поезд с грохотом уносил меня в неведомое будущее… так хотелось, чтобы оно было ко мне добрее, нежели прошлое.
А когда забылась в тревожном полусне, то чуть не упала на пол. Показалось, что лежу дома в постели, рядом спит Игорь, и я все отодвигаюсь и отодвигаюсь от него…
2
Только утром мне удалось заснуть, и так крепко, что я не слыхала, как в купе сменились пассажиры.
Открыв глаза, долго спросонья рассматривала нависшую над головой багажную полку и вдруг почувствовала чей-то внимательный взгляд.
Я быстро повернула голову.
На верхней полке вместо вчерашней девочки-школьницы сейчас лежал молодой мужчина в зеленой армейской рубашке. Он не успел отвести взгляда, очень смутился и этим понравился мне — всегда ценила такую застенчивость; хваленая мужская напористость никогда не производила на меня доброго впечатления. По-моему, у мужчин достаточно других способов доказать свою принадлежность к сильному полу.
На крючке висели китель и форменная фуражка с серебряными крылышками — значит, мой новый сосед имел отношение к «небесным» делам.
Нижнее, четвертое, место в купе занял молчаливый старичок.
Летчика звали Леша — я разговорилась с ним уже в коридоре вагона. После завтрака он снабдил меня занятной книгой про физиков, «которые шутят», а сам отправился в соседнее купе играть в преферанс. Я пожелала ему проиграться, он ответил, что и так каждый раз проигрывает, но что-то эта примета до сих пор никак не сбывается.
Прошёл обычный день пассажира дальнего следования. Неторопливые разговоры, чтение — у кого что есть, очередь к умывальнику, проводница с пылесосом, ворчащая на пассажиров, стаканы с чаем, буфетчица с коробкой беляшей… я всегда любила эти покупные беляши, которые ешь тут же, на улице, где-нибудь за углом, прихватив обрывком бумажной салфетки, обжигая пальцы горячим соком.
