Месть под расчет - Джордж Элизабет
— Да, — отозвалась Дебора.
— Так обычно бывает, если ребенок теряет одного родителя, да? Странное благословение смерти.
— Когда умерла мама, я была совсем маленькой, — сказала Дебора, пытаясь объяснить заметную отчужденность между Томми и его матерью. — Так что, естественно, отец стал для меня всем. У него же появились двойные обязанности отца и матери семилетней девочки, у которой не было ни братьев, ни сестер. Правда, был Саймон, но он скорее… Нет, не знаю. Дядя? Кузен? Моим воспитанием занимался отец.
— И вы в результате очень сблизились с отцом. Вам повезло.
Деборе так не казалось. О каком везении могла идти речь? Скорее всего, свою роль сыграли терпение отца и их обоюдное желание понимать друг друга. Обремененный маленькой дочерью, по характеру совсем непохожей на него, Коттер заставлял себя считаться с нею. Если теперь они и были близки, то только благодаря всем тем годам, когда он сеял и заботливо ухаживал за семенами их будущих отношений.
— Вы ведь не близки с Томми, правда? — вылетело у Деборы, совсем не собиравшейся задавать вопросы.
Леди Ашертон улыбнулась, но сразу как-то сникла. На мгновение Деборе показалось, что она больше не в силах молчать и сейчас расскажет ей, что положило начало их отчуждению.
— Томми уже говорил вам о сегодняшнем представлении? — ушла от признаний леди Ашертон. — Шекспир под звездами. В Нанруннеле. — Из коридора послышались голоса. — Пусть уж он сам скажет, правильно?
И леди Ашертон стала смотреть в окно за своей спиной, в которое легкий ветерок нес солоноватую прохладу с моря.
— Если мы подготовимся соответствующим образом, то нам удастся пережить сегодняшний вечер с разумной терпимостью, — проговорил Томми, входя в гостиную. Он сразу подошел к бару и налил херес в три бокала. Один бокал он подал леди Хелен, другой — Сент-Джеймсу, а третий взял себе, прежде чем заметил Дебору и свою мать в дальнем конце комнаты. — Ты уже сказала Деборе о том, что сегодня нам с ней играть роли Тезея и Ипполиты? — спросил он мать.
Леди Ашертон приветственно махнула рукой, но было видно, что этот жест так же, как улыбка, дался ей нелегко.
— Я думала, ты сам это сделаешь.
Линли налил себе еще хереса.
— Ладно. Ты права. Так вот, — обратился он, улыбаясь, к Деборе, — у нас, дорогая, сегодня работа. Я был бы рад сказать, что мы отправимся в Нанруннел с опозданием и откланяемся посреди спектакля, однако преподобный Суини — давний друг нашей семьи. И он не переживет, если мы не досидим до конца.
— Как бы ужасен ни был спектакль, — прибавила леди Хелен.
— Мне можно будет поснимать? — спросила Дебора. — После спектакля, разумеется. Если мистер Суини друг семьи, ему это должно быть приятно.
— Томми с труппой, — произнесла леди Хелен. — Мистер Суини будет вне себя от счастья. Отличная мысль! Я всегда говорила, что тебе бы играть на сцене, правда, Томми?
Линли засмеялся и что-то ответил. Леди Хелен тоже что-то сказала. Тем временем Сент-Джеймс со своим бокалом направился к двум большим китайским вазам, стоявшим по обе стороны двери, что вела в длинную елизаветинскую галерею. Пробежав ладонью по гладкой поверхности одной из них, он стал обводить пальцем изысканный рисунок глазурью. От Деборы не укрылось, что он дважды подносил свой бокал к губам, но ни разу не отпил из него, и еще он старательно избегал смотреть на кого-нибудь.
После случившегося Дебора и не ждала ничего другого. Очевидно, что если ему таким образом было легче забыть обо всем, то и она будет вести себя так же, хотя ей понадобится много времени, чтобы забыть о происшедшем.
Тягостно было оттаскивать Брука, зная, что его поведение определяют не любовь и даже не похоть, а жестокость и желание подчинить себе Сидни. Еще тягостнее было тащить Сидни наверх, слушая ее истерические вопли и следя, как бы она не свалилась вниз. Лицо у нее было все в крови и начинало опухать. В словах не было никакой связности. Три раза Сидни останавливалась, не желая идти дальше, и лишь плакала. Все это был настоящий кошмар наяву. А наверху стоял Саймон, прижавшись спиной к дереву, и выискивал их взглядом. Его лица почти не было видно. А правой рукой он так впился в кору дерева, что выпирали суставы на пальцах.
Деборе хотелось подойти к нему, а зачем, она сама не могла бы сказать. В голове у нее билась одна-единственная мысль: его нельзя оставлять одного. Однако леди Хелен удержала Дебору, когда та уже сделала первый шаг в его сторону, подтолкнув ее вместе с Сидни в направлении дома.
Дорога к дому стала еще одним кошмаром. Эпизод за эпизодом вставали перед мысленным взором Деборы. Сначала им встретился в лесу Марк Пенеллин; пришлось придумывать нелепые объяснения по поводу внешнего вида Сидни и ее невменяемого состояния. Потом, по мере приближения к дому, Дебору все сильнее охватывал страх, что их увидят. Она постаралась незаметно проскользнуть мимо ружейной комнаты и коридора для слуг в поисках северо-западной лестницы, которая, как сказала леди Хелен, была ближе к буфетной. В конце концов Дебора пропустила нужный поворот и оказалась в нежилом западном крыле дома. И все время ее не отпускал ужас при мысли, что они встретят Томми и он начнет задавать вопросы. А Сидни переходила от отчаяния к ярости, от ярости к депрессии и наконец умолкла. Однако ее молчание было пострашнее воплей и еще сильнее пугало Дебору.
Но и это еще был не конец. Когда Джастин Брук вошел в гостиную, тщательно одетый для вечерней поездки, словно не он несколько часов назад пытался изнасиловать женщину на глазах у нескольких свидетелей, Дебора изо всех сил сдерживала себя, чтобы не закричать и не ударить его.
Глава 8
— Черт возьми, что это с тобой? — с удивлением произнес Линли, и Сент-Джеймс, оторвавшись от созерцания китайской вазы, увидел, что Джастин Брук как ни в чем не бывало берет предложенный ему бокал с хересом.
Проклятье, Брук и в самом деле собрался провести вечер вместе со всеми, понял Сент-Джеймс. Видно, он рассчитывал на то, что присутствующие — люди хорошо воспитанные, ни о чем ему не напомнят, во всяком случае, в присутствии Линли и его матери.
— Упал в лесу, — проговорил Брук, словно бросая им вызов.
Сент-Джеймс прикусил губу, чтобы не дать себе воли, но с атавистическим удовольствием, в котором не мог отказать себе, стал рассматривать ссадины на щеках, синяки на подбородке и раздувшуюся нижнюю губу Брука — работу своей сестры.
— Упал? — Внимание Линли привлекли следы зубов на шее Брука, которые не мог скрыть воротничок рубашки. Он внимательно посмотрел на своих гостей. — А где Сидни? — спросил он.
Никто не ответил. Слышно было, как звякнул поставленный на стол бокал. Кто-то кашлянул. Снаружи донесся шум ожившего мотора. В коридоре зазвучали шаги, и в комнату вошел Коттер. Он остановился в двух футах от двери, словно прочитав мысли присутствующих и не желая участвовать в представлении. По давно установившейся привычке, сам того не замечая, он поглядел на Сент-Джеймса, который тоже всеми силами удерживался от лишних слов, и не двинулся с места.
— Где Сидни? — повторил свой вопрос Линли.
Леди Ашертон встала со своего места.
— Что-нибудь?..
— Томми, я виделась с ней полчаса назад, — торопливо проговорила Дебора. Она покраснела, и румянец у нее на щеках был под стать пылающим волосам. — Она сказала, что перегрелась на солнце, и поэтому… попросила передать всем… что ей хочется отдохнуть. Да, так. Она сказала, что немножко отдохнет. И попросила извиниться, а еще… Ну, вы же знаете Сидни… Она всегда хочет всего и сразу. Всегда бежит, никакие препятствия ей нипочем. Вот и устает.
Дебора подняла руку, словно хотела закрыть себе рот и остановить поток все более очевидной лжи.
Сент-Джеймс невольно улыбнулся и посмотрел на отца Деборы, который лишь покачал головой, подтверждая то, о чем оба слишком хорошо знали. Лучше бы уж говорила Хелен. В ее характере — сглаживать противоречия и успокаивать намечающиеся бури. А Деборе такое не по плечу.