Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось
Крохотная комнатка была обставлена красиво и уютно. Импортная мебель, внушительный ковер, несколько неплохих картин, кое–какое серебро и хрусталь. Везде – идеальная чистота и порядок.
– Вот мое жилье, – не очень ласково сказала она. – Откуда начнете обыск? Соседей звать?
– Надо быть идиотом, чтобы нарушить идиллию со столь привлекательным существом. – Стабиньш закрыл дверь и остановился посреди комнаты.
– Банально.
– Истина не может быть банальной.
– Послушайте, джентльмен, вы что, пришли объясняться мне в любви?
– Боюсь, что в данных условиях это было бы напрасно.
– А вы рискните! Простите…
Она подошла к зеркалу и, подчеркнуто не обращая внимания на инспектора, подкрасила фиолетовой помадой губы, черной тушью подрисовала глаза. Все это она делала очень серьезно, словно выполняя трудную работу. Улдис понял, что ей трудно взять себя в руки и ей нужно время, чтобы оценить ситуацию и приготовиться к дальнейшему.
– А, понимаю, – не отходя от зеркала, продолжала она. – В провинции так не принято. В провинции, когда кавалер впервые приходит в гости, женщина развлекает его старыми фотографиями. Я несколько более прогрессивна, но не стану перечить вашему провинциальному вкусу.
Она подошла к книжной полке, отодвинула стекло, вынула толстый пакет и швырнула на стол фотографии с такой силой, что они разлетелись в разные стороны.
– Вот они. Самые свежие.
Улдис вопросительно взглянул на нее.
– Не пугайтесь, я не обманываю. Пленка тоже здесь, можете сверить. – Она бросила на стол пленку, выдвинула стул, уселась и подперла подбородок ладонями, ожидая, что будет дальше.
Улдис принялся просматривать фотографии.
– В провинции девушка не только кладет снимки на стол, но и сама садится рядом, чтобы комментировать, – заметил он.
– Рядом – не обязательно, – отрезала Ирена. – Но поскольку за ложные показания и отказ от них тоже грозит наказание, придется кое–что рассказать. Предложите мне расписаться в предупреждении и спрашивайте, не стесняясь!
– Из вас, Ирена, получился бы толковый фотокорреспондент, – с уважением промолвил Стабиньш. – Честное слово, у вас есть хватка. Вот, например, этот человек, что несет гроб, это…
– Это Пуце, – подтвердила Ирена. – А вот его пьяная харя крупным планом. – Она взяла из кучи другой снимок.
– Какая злобная усмешка кроется под приличествующей скорбью!
– Но ни страха, ни раскаяния.
– Вы полагаете…
– Моих предположений касаться не будем.
– А кто этот седой интеллигентный человек у гроба?
– Это и меня интересует. Интересный мужчина, не то что красавчики с женскими чертами лица. – Она с усмешкой взглянула на непрошенного гостя. – С таким и я не отказалась бы провести время, совершенно добровольно. – Последнее слово она подчеркнула.
– Почему же не воспользовались случаем?
– У могилы Ольги?
– Он, что, был ее близким?
– Не знаю, насколько близким, но однажды я встретила Ольгу с этим красавцем на улице Горького, близ театра.
– И доложили…
– Да, рассказала Зале, вы не ошиблись.
– И Зале испугалась за моральный уровень бедной женщины.
– Испугалась, не из милиции ли он.
– У нее были основания бояться?
– Спросите у нее, когда снова придете в магазин. Они сидели друг против друга как азартные картежники, старающиеся переиграть друг друга.
– И больше вы их вместе не видели?
– Нет.
– Может быть, он звонил Зиедкалнс?
– Может быть, он, а может, и нет. Звонили многие.
– Ну–ну, это уже интересно. И кто же именно?
– А почему я должна вам помогать? Какой мне от этого прок?
– Поведу в ресторан, ей–богу!
– Много ли вы там сможете себе позволить! Я, откровенно говоря, смогу больше вас. Нет, так дешево я не уступлю.
– Хотите гарантию неприкосновенности? Жаль, но у меня нет права первой подписи.
– А если бы было?
– Все равно не дал бы.
– Завидная принципиальность. Что поделать, безответная любовь остается все равно любовью. Порой она даже крепче. – Ирена притворно вздохнула. – Постараюсь выкрутиться сама, как сумею, и защищаться тоже буду сама. Самостоятельность и независимость – мой девиз. Итак, вас интересуют телефонные разговоры. – Она перегнулась через стол так, что длинные пряди волос упали ей на глаза. – В конце июля однажды позвонил мужчина. После обеда. Насколько я понимаю, назначил Ольге свидание.
– Где?
– Он сказал: там же, где и в прошлый раз, и в то же время.
– И вам очень хотелось проследить за ними и узнать, кто он?
– Вы слишком низко меня цените. Я просто не знала, что этот тип вам понадобится, и не стала выяснять, кто он такой.
– Он и еще звонил?
– Да. Дня через два. Но Ольга не дала ему говорить. С ходу отрубила, что ей больше сказать нечего и пусть потрудится оставить ее в покое. И бросила трубку.
«Она и на самом деле не знает, кто звонил, или только не хочет раскрыть, чтобы мы сами побегали? Да и не исключено, что все это она придумала, чтоб отвести подозрения от магазина».
– А кто еще звонил? – поинтересовался он.
– Другой мужчина: несколько раз из Ленинграда, а в последний раз – из Калининграда. Голос приятный, мягкого тембра, манера разговора интеллигентная и в то же время мужественная. Я оказалась у телефона и позвала Ольгу.
– Вы психолог. Но не может ли быть, что это один и тот же?
– Совершенно исключается. Этот говорил по–русски, и с ним Ольга держалась совсем иначе, очень ласково, и, насколько я могу судить, просила приехать по какому–то важному делу.
– Когда это было?
– Последний разговор состоялся за два дня до трагедии – в субботу, кажется, в воскресенье был выходной.
– А о чем они говорили в предыдущие разы?
– Я не старалась подслушивать.
– Точнее, междугородные разговоры вас тогда не занимали.
– Глупо.
Улдис продолжал рассматривать фотографии.
– А это что за типы? – Он разложил на столе несколько снимков, словно карты. Ирена даже не посмотрела на них.
– Если бы знала, не стала бы специально увеличивать их.
Стабиньш задумчиво потер лоб.
– Скажите, Ирена: вы знали бывшего мужа Ольги Зиедкалнс?
– Видала. Приходил в магазин клянчить на водку. Но Ольга его всегда гнала.
– На этих снимках он есть?
– Нет. На похоронах его не было.
– Часто он приходил в магазин?
– Пару раз, потом Ольга пригрозила вызвать милицию. Он еще пригрозил, что пожалуется сыну.
– Это не с ним она разговаривала тогда?
– Нет, его голос я знаю. Он тоже звонил. Но не тогда.
