Жорж Сименон - Невиновные
Такие мысли постоянно приходили ему в голову, навязчивые и болезненные, как мигрень.
Почему так?
Если бы они жили как обычная супружеская пара, то посвящали бы больше времени детям. Но они не были обычной парой. Никогда, к примеру, им не приходило в голову поцеловаться, разве только утром и вечером.
Никогда он не видел, как его жена купается в ванне, и она даже предпочитала, чтобы его не было в спальне, когда она раздевалась или одевалась.
Он снова видел ее в ресторане на Вогезской площади, когда она впервые согласилась поужинать с ним. Она казалась ему такой хрупкой, такой слабенькой.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых таился страх.
Ему хотелось поднять ее на руки и сказать, что жизнь вдвоем будет полна радости, хотелось умолять ее ничего не бояться.
Со временем она, наверное, обрела больше уверенности, но теперь-то он был убежден, что она никогда всецело не отдавалась ему. Он был ее мужем. Она его очень любила. У них было двое детей, которые не доставляли им никаких хлопот, и им еще выпало счастье найти эту драгоценную Натали, умевшую улаживать все осложнения.
Ему было необходимо понять. Поэтому он и рылся в памяти в поисках мелких, но значимых фактов.
Вот, к примеру, когда она рожала в клинике ЖанЖака... В первый день он лишь прикоснулся кончиками пальцев к щечке ребенка и ощутил, что жена следит за ним...
Потом, на третий или четвертый день, он захотел коснуться губами детского лобика.
– Не рекомендуется их целовать, – сказала она.
– А тебе можно?
– Я мать...
Как будто ребенок не принадлежал в той же мере и ему.
Она смогла кормить ребенка грудью, но никогда не делала этого при нем, а уходила в спальню.
Что все этого означало? То же самое было и с Марлен.
Имена детям выбирала она. Просто говорила:
– Мы назовем его Жан-Жак...
Потом:
– Мы назовем ее Марлен...
И он понял, что спорить с ней не стоит. Тогда это казалось ему естественным. Пока дети были грудными, она отдавала им все свое время, и можно было бы сказать, что она рождена, чтобы стать матерью многодетного семейства.
Спустя несколько месяцев она уже была готова вернуться к своей работе и передоверяла детей Натали.
Не ему – Натали.
Может, она ему не доверяла? Может, могла в чем-то упрекнуть?
Он нашел сына в гостиной, Жан-Жак слушал пластинки, включив на полную громкость.
– Минутку...
Он выключил проигрыватель.
– Мне нужно было расслабиться. Я был бы рад постареть на две недели...
– Такое бывает раз в жизни.
– Думаешь? В зависимости от университета, который я выберу, мне, возможно, придется сдавать вступительные экзамены. И на этот раз не на родном языке.
– Можно тебя спросить, почему ты предпочитаешь учиться в Америке?
– Чтобы узнать оба материка. Не так уж важно, какой факультет я выберу, в любом случае это будет полезно для меня...
– А ты сможешь приезжать повидаться с нами на каникулах?
– Если у тебя будут средства оплатить дорогу, – ответил он с улыбкой.
– Еще вчера я не смог бы ответить тебе утвердительно. А сегодня я провел переговоры об одном деле, которое принесет мне много.
– Надеюсь, ты по-прежнему сможешь работать сам по себе и сохранишь мастерскую?
Жан-Жак часто бывал в мастерской ребенком и всегда восхищался множеством крохотных инструментов и видом на крыши Парижа...
"Здесь так красиво... ".
– Да, сынок. Я сохраню свою независимость и буду сотрудничать с самым крупным ювелиром Парижа, чтобы снабжать своими изделиями его магазинчик в Довиле. Магазинчик, где будут продаваться только наши вещи...
– А как же Брассье?
– Разумеется, мы остаемся компаньонами.
– Ив Довиле тоже?
– Да, и в Довиле.
Похоже, Жан-Жаку это пришлось не по душе.
Глава пятая
Теперь, когда он входил в мастерскую, все мгновенно умолкали, потом каждый здоровался с ним, но не так по-простому, как раньше. Было ли это особым проявлением уважения, какое испытывают к человеку, пережившему большое горе, которому ничем нельзя помочь?
Он сознавал это, но ничего не мог с собой поделать. Наверное, можно было бы заставить себя вести непринужденные разговоры, однако притворяться было не в его характере.
Что же его так угнетало? Он мог бы сказать: «Все!»
Прежде всего, смерть жены, ощущение пустоты рядом с собой. Начиналось это с самого утра, когда он одевался. В стакане в ванной комнате еще стояла зубная щетка Аннет. Потом, когда он открывал большой нормандский платяной шкаф, чтобы достать свой костюм, он видел в левой части одежду жены.
Натали, выждав несколько недель, обратилась к нему:
– Что со всем этим делать, мсье? Ведь есть так много бедных женщин, которые нуждаются...
– Я хочу, чтобы каждая вещь оставалась на своем месте...
Ее щетка, ее гребень... По всей квартире были ее вещи.
Марлен, такого же роста, как мать, попросила разрешения взять себе ее пуловеры и очень удивилась, получив отказ.
– Но их же все равно никто не носит...
Селерену казалось, что, пока вещи жены остаются на своих местах, в доме как бы незримо присутствует она. Бывало, он внезапно оборачивался, ему казалась, что она с ним заговорила. Одна мысль была особенно навязчивой мысль о том, что, прожив с ней двадцать лет, он так и не узнал ее.
Не сам ли он был в этом виноват? Не оказался ли он неспособным сделать женщину счастливой? Он не сомневался, что они любят друг друга, и этого ему хватало. Он не задавался вопросом о том, что, возможно, она предпочла бы другой образ жизни, что хотела больше внимания с его стороны.
Он был всецело поглощен своей мастерской. Она была поглощена своей работой с обездоленными, и когда по вечерам они встречались, им не о чем было поговорить.
Они были словно два постояльца в семейном пансионе, которые встречаются за столом, молча едят, а потом усаживаются перед телевизором.
А лучше ли знал он своих детей? Жан-Жак скоро уедет, окунется в совершенно другую среду, и он его совсем потеряет.
Что ему запомнится из его детства?
А когда настанет черед Марлен уйти из дома?
Пустота...
Он работал не меньше, чем прежде. Он работал даже больше, словно кому-то назло.
За ним наблюдали и перешептывались:
– Он опять провел тяжелую ночь...
Или:
– Сегодня он выглядит получше...
Брассье появился около десяти, поздоровался с мадам Кутано, выписывавшей счета, и вошел в мастерскую, внимательно осмотрел ее.
– Верно, еще один верстак поставить негде. Хочу тебя предупредить, что я еду в Довиль вместе с Коломелем. Это модный декоратор... У магазина должен быть очень современный вид...
Селерена это уже не интересовало.
