Буало-Нарсежак - Морские ворота
— Не подходите.
— Доминика…
— Что вам еще от меня нужно? Он заранее подготовился, подобрал слова, тон. Все было не так, как он наметил, и краска гнева уже бросилась ему в лицо.
— Не заблуждайтесь. — сказал он. — Я не затем чтоб…
— Знаю. Вы уже сказали… Я не ваш тип.
Она открыла глаза, они так блестели, что он почувствовал, что она вовсе не спала. Он сел в ногах кровати; она ни одним движением даже не пыталась ему помешать.
— Что вы обо мне думаете? — спросил он.
— Серьезно!… Вы считаете, сейчас самое время для разговоров?
— Ну ответьте же.
— Я думаю, что вы опасны, мсье Дюпон-Дюран!
— Я?
— Из-за ваших честных глаз. Вы кажетесь таким несчастным и искренним!
— Но… Я в самом деле несчастен и искренен.
— Да… Все мужчины говорят так женщинам.
— Вы знали так много мужчин?
— О! Не пытайтесь меня поддеть… Я в самом деле хорошо знаю всех вас. Во всяком случае, достаточно, чтобы знать, чего вы от меня ждете.
— Вы настаиваете, чтоб я ушел? Чтоб покинул квартиру?
— Вы упорно стараетесь меня удивить!… Не глупо. Я же вам сказала, что вы опасны!
Он вынул из кармана связку ключей и протянул их на ладони.
— Хотите?
— Сама попрошу их у вас… когда захочу… Вы у меня в гостях, мсье Дюбуа, и мне ваши подачки не нужны.
Севр спрятал ключи обратно.
— Я пришел как друг.
Она негромко засмеялась и заложила руки под голову.
— Конечно! — произнесла она. — И как друг рассматриваете меня!
Он отвернулся; в висках тяжело стучало.
— Я хотел объяснить вам…
— Семейную тайну? У вас было достаточно времени подготовиться, изобрести ее… Знаю наперед, что растрогаюсь.
— Вы все еще считаете, что я лгу?
— Я в этом уверена.
— В таком случае…
— Нам больше не о чем говорить.
Он так мрачно взглянул на нее, что она приподнялась на локтях, приготовившись защищаться, но не опустила глаз.
— Идите спать, мсье Дюпон, — прошептала она. — Выходя, закройте дверь в мою комнату… Спасибо.
Он, не сумев сдержаться, хлопнул дверью. Его еще никогда так не унижали. Он выпил полный стакан воды и проглотил две таблетки аспирина, чтоб побороть угрожающую головную боль. А потом продолжил свое обреченное хождение узника. Лишь совершенно выбившись из сил, лег, но до самого утра так и не заснул, все время прислушиваясь, не пошевелится ли она. Раз она выбрала войну, ей так или иначе придется перейти в наступление, и немедленно, потому что час свидания с Мари-Лор уже близок.
На что же она решится? Открыть окно? Закричать? Кто ее услышит?… Да и Доминика не из тех женщин, что зовут на помощь. Она хочет победить один на один. Может, она ждет, пока он заснет, чтоб попытаться вытащить у него из кармана ключи? Но ей это не удастся, не разбудив его. Значит?… Нападет на него во сне? Ударит? Ранит?… Это на нее совсем не похоже. Может, она дождется мгновения, когда он откроет Мари-Лор? Попытается оттолкнуть его, воспользоваться растерянностью Мари-Лор?… У нее ничего не выйдет, потому что вместо того, чтоб ждать сестру, он пойдет ей навстречу… Следовательно, схватка у двери исключена. В самом деле, несмотря на показную самоуверенность, она совершенно бессильна что-либо предпринять. Отсюда и ее сдерживаемая ярость, и попытки спровоцировать…
В конце концов посреди раздумий он отключился. Его внезапно разбудил привычный звон посуды в кухне. Итак, ей удалось застать его спящим, врасплох, под действием усталости, вызванной ею же самой. А теперь она пытается выманить его в кухню, чтоб показаться — свежей, накрашенной, нарядной — для последнего поединка. Он покинет квартиру не покорив ее!… Она до конца будет издеваться над ним, сумев обвести вокруг пальца, как мальчишку… Она ведь все рассчитала… со знанием дела… шлюха! Ну ладно! Она победила. Но он ведь тоже может приказать себе не думать больше о ней, в свою очередь вести себя так, как будто ее нет! Было девять часов. Часов через семь-восемь он уедет вместе с Мари-Лор… Как болит живот… раньше такого никогда не было… Он уедет… Другого выбора нет!
В дверь гостиной постучали. Он поднял голову. Это была она, улыбающаяся, осторожно держащая чашку.
— Хорошо выспались?… Выпейте это, пока горячее.
Она была свежа, накрашена, одета, как для улицы.
— Это чай, — объяснила она. — У меня он всегда есть, хоть немного.
— А я искал-искал…
— Плохо искали. Можете спокойно пить. Не отравлено.
Он понюхал. Может в этом и есть высшая хитрость.
— Может, вам налить из чайника? Он выпил, чтоб не потерять ту маску, что и так заставила его совершить столько ошибок. Она все время улыбалась. И была еще желанней, чем прежде.
— Отдохните, — сказала она, — пока я немного приберу… Можно проветрить?… Здесь пахнет сыростью… Что подумает ваша сестра? Легкий намек иронии в голосе.
— Она приедет, как обещала, — сухо ответил Севр.
— Не сомневаюсь. Можете мне ее описать? Задетый за живое Севр начал:
— Невысокая ростом… как все в Вандее… скорее смуглая…
— В общем, похожа на тысячи других женщин. Могли бы подготовиться к ответу на этот вопрос, мсье Дюбуа… А когда назначенный срок пройдет, и мы оба убедимся, что никто не придет, что вы тогда запоете?… На вашем месте, я бы срочно провентилировала вопрос. Ложитесь! Так лучше думается.
Она унесла чашку. Он услышал, как она наводит порядок в кухне. Стукающая крышка мусорного бачка. Она вернулась с вопросом.
— Я имею право открыть окно? Он несколько секунд поколебался. Но, даже если предположить, что Доминику кто-нибудь заметит, чем он рискует? Он пожал плечами.
— Это?… Вы увидите свою сестру издалека.
Тон был веселый, насмешливый. Она тщательно спрятала коготки. Она открыла ставень, свежий воздух проник в гостиную, и шум моря. Капли дождя брызнули на диван.
— Ну и погодка, — сказала она, — собаку на улицу не выгонишь. Не то что сестру.
— Прекратите! — закричал он. — Хватит!
Но ей пришлось по вкусу это новое развлечение и она все утро то и дело подходила к окну. На расстоянии, она описывала ему все, что видит: «Вижу почтальона… Нет, он не сюда… Зашел в кафе… Смотри-ка, у мясника новый грузовик… Ваша сестра приедет на автобусе или на машине?..» Он не решился ответить, злясь на себя за обиженное молчание, но не умея выдумать достойный ответ. Он ненавидел ее, но, как только она скрывалась в спальне, умирал от нетерпения, ожидал ее возвращения, приложив руку к груди. В полдень она ушла готовить себе обед, и он воспользовался ее отсутствием, чтоб немного выглянуть в окно. Пустырь был залит водой, поверхность которой пузырилась под дождем. Иногда низко над водой пролетала чашка. Скрадываемый ливнем городок дымил всеми своими трубами. Никого не было видно… Почтальон… Мясник… Она наверное все это выдумала, чтоб помучить его. Он не осмелился поесть. Она не стала включать телевизор, любуясь его растущим беспокойством. Начиная с двух часов, это она каждую минуту поглядывала на часы.
