Николас Мейер - Учитель для канарейки
Впрочем, в этом, по крайней мере, я был вполне уверен. Иначе куда делся остаток веревки? Как я жалел, что со мной нет вас, друг мой. Вы не светите, Уотсон, как я уже отмечал, однако вы являетесь проводником света. Некому мне было представить свои теории, и мне остро не хватало вас и вашей поддержки. У вас, друг мой, есть бесценная способность задавать правильные вопросы, говорить то, что нужно, и в нужный момент. Но мне оставалось обсуждать свои измышления только с самим собой.
С этой пропавшей веревкой ясно было одно: кто-то обрезал ее и унес. Оставался один вопрос: зачем? Какая разница была бедняге Бюке, висит он на веревке, или нет?
Мой усталый мозг мог предложить лишь один ответ: требовалось сообщить миру, что его смерть не была самоубийством. А значит, это было убийство.
А зачем было убивать главного рабочего сцены? Я так и слышу, как вы говорите: элементарно, мой дорогой друг, потому что он любил Кристин Дааэ.
Кабриолет остановился перед внушительной резиденцией, и, не без помощи возницы, мне удалось прислонить юного виконта к одной из коринфских колонн портика, пока я звонил в звонок. Спустя несколько мгновений в вестибюле загорелся свет, двери распахнулись, и передо мной предстала копия виконта, только выше, крепче, старше и с усами.
Граф де Шаньи окинул своего брата, а затем и меня ледяным взглядом.
— Уже поздно, — заметил он.
— Ваш брат многовато выпил, — ответил я. И добавил, чтобы смягчить собственные слова: — Он перенес тяжелое потрясение.
Граф молчал еще мгновенье, но потом внезапно перешел к действиям.
— Анри! — позвал он. Явился пожилой слуга и втащил виконта в дом, пока сам граф стоял в дверях, загораживая мне дорогу.
— Благодарю вас.
— Виконт влюблен в мадемуазель Дааэ, — сообщил я.
— Это пройдет, — заверил меня граф и захлопнул дверь у меня перед носом.
6. Моя маскировка
Господа Дебьенн и Полиньи упаковывали вещи. В их кабинете, когда я заглянул в него на следующее утро, царил настоящий хаос, а покидающие должность директора мрачно складывали папки, отбирали сувениры, споря, кому какой достанется, и отдавали распоряжения небольшой армии рабочих, сновавших туда-сюда, таская предметы всевозможного назначения. В суматохе мое вторжение не вызвало у них удивления.
За пыльными окнами, тремя этажами ниже, трудились под слабым дождем паровые экскаваторы и бурильные молотки, их смутный гул смешивался с суетливым шумом в помещении.
— Конец эпохи — эпохи Полиньи-Дебьенна, — заметил Полиньи.
— Эпохи Дебьенна-Полиньи, — поправил его Дебьенн, подкрепив свои слова скорбным вздохом.
— Я бы хотел поговорить с мадемуазель Дааэ, — вклинился я.
— Здесь ее нет, — произнес Полиньи, изучая пачку документов, которую он затем передал Дебьенну. Тот бегло взглянул на них и отдал обратно.
— Мы хорошо поработали, — отметил Дебьенн, глядя на афишу на стене.
— Очень хорошо.
— Где я могу найти ее?
Впервые они обратили на меня внимание.
— Не понимаю, зачем вам это нужно, мсье…
— Сигерсон, — напомнил я. — Я, если помните, друг мадемуазель Адлер.
— Мсье Сигерсон, — ответил Полиньи, — Вы нас извините, но ваша дружба с мадемуазель Адлер, хоть и производит внушительное впечатление, не может служить для вас passe-partout[45].
— Боюсь, что вам придется заняться чем-нибудь другим, — добавил Дебьенн, сминая пачку бумаг и бросая их в мусорную корзину.
Я глубоко вздохнул.
— Что ж, джентльмены, вы вынуждаете меня сказать вам правду.
— Ага, — безо всякого интереса произнес Полиньи.
— Я здесь по поручению Скотланд-Ярда, — объявил я, применив мой лучший итонский акцент.
Оба разом прекратили свои занятия и уставились на меня.
— Что?
— По просьбе мсье Мифруа из парижской префектуры, — добавил я, вернувшись к французскому, — я устроился в оркестр с целью расследования обстоятельств гибели Жозефа Бюке.
Говоря это, я молился, чтобы, погрузившись в собственные дела, эти двое не припомнили, что я начал работать в оркестре еще до того, как убили Бюке, иначе я оказался бы подозреваемым.
— Скотланд-Ярд? — повторил Дебьенн. В его правом глазу возник тик или спазм, и он прижал его рукой. — А зачем бы префектуре Парижа понадобилась помощь англичанина в расследовании смерти Бюке?
— Им не англичанин был нужен, — объяснил я, позволив себе выказать легкое нетерпение, — им нужен был полицейский, способный играть на скрипке, — теперь они уже слушали меня очень внимательно.
— Леру всегда говорил, что вы не норвежец, — вдруг вспомнил Полиньи. — Как же вас зовут?
Я едва не подавился, произнося эти слова, но у меня не было других средств для маскировки, кроме собственного ума. Господи, прости меня, грешного.
— Инспектор Лестрейд[46]. По понятным причинам, я не ношу при себе документов, — несколько торопливо продолжил я. — Но я уверен, что мадемуазель Адлер подтвердит мои слова.
Бывшие директора опустились в кресла за своими столами.
— Скотланд-Ярд, — повторили они.
— Префектура сочла это дело крайне серьезным, господа. Может быть, мы могли бы поговорить наедине?
Полиньи после недолгого колебания обратился к рабочим.
— Выйдите, — сказал он. — Мы пошлем за вами.
Рабочие равнодушно пожали плечами и удалились. Я так и чувствовал, как они раздумывали, не помешает ли им небольшой apéritif.
— Итак, — начал я, когда Дебьенн закрыл дверь за последним из них. — Что вы можете рассказать мне о Призраке?
Они обменялись настороженными взглядами.
— Покажи ему контракт, — велел Полиньи Дебьенну.
С очередным вздохом Дебьенн достал из кармана ключ и отворил большой сейф, стоявший в углу комнаты. Порывшись в нем, он достал, наконец, несколько листов бумаги, которые передал мне, его глаз дергался, словно предрекая эпилептический припадок.
— Это условия аренды Оперы, — пояснил он, прикрывая глаз рукой. — Большинство статей стандартны.
— Насколько я вижу, да, — ответил я, наскоро просматривая документ.
— Мы советуем вам, однако, обратить внимание на три статьи следом за параграфом 67.
Я быстро пролистал бумаги и нашел условия, записанные элегантным почерком, в отличие от остального текста договора, напечатанного на машинке.
— Эти дополнения мы обнаружили в сейфе вскоре после того, как заступили на свои должности, — сообщил Полиньи, подпирая рукой подбородок и печально наблюдая за тем, как я читаю их. — У нас — единственный ключ, — добавил он, видимо, на случай, если я не понял смысла сказанного.
