Жорж Сименон - Отпуск Мегрэ
Мансюи жестом показал, что нет.
– Ну что ж, войдем…
Он открыл дверь и сразу же удивился, поскольку из комнаты пахнуло табаком. Но тут же заметил на фоне открытого окна человека, который обернулся к ним.
– Я из предосторожности, – объяснил комиссар, – оставил здесь одного из своих людей.
– Вы обещали сменить меня, – напомнил тот.
– Потерпите, Ларруи.
В комнате стояли две железные кровати, а между ними ночной столик. Тень от железных прутьев спинок рисовалась темными полосами на голубоватых обоях. Кровать у левой стены была не разобрана. На другой, покрытое простыней, лежало съежившееся тело.
У противоположной стены высился большой платяной шкаф и стол, покрытый салфеткой, а на нем белый эмалированный таз, гребень, зубная щетка и мыло в мыльнице. Под столом находились белое эмалированное ведро и кувшин для воды. Вот и все. Это была комната Люсиль, которую она делила с братом.
– Вам известно, кто эта старая женщина на кухне?
– Сегодня утром ее не было, или я ее просто не заметил, поскольку набилось полно любопытных и нам с трудом удалось выставить их.
– Мать ничего не слышала?
– Ничего.
– Судебный врач уже был?
– Должен подойти, я ему звонил прежде, чем пришел сам. Вызову его потом к себе в кабинет.
Мегрэ наконец сделал то, чего от него ждали: медленно поднял простыню у изголовья трупа. Длилось это всего несколько секунд, и он вернулся к окну.
Мансюи присоединился к нему. Все трое, включая инспектора, заглянули в садик, огороженный кольями, связанными колючей проволокой. В углу находился крольчатник, в другом – сарайчик, где Дюфье, должно быть, держал свои инструменты и что-нибудь мастерил в свободное время. На песчаной почве торчали ростки каких-то овощей, салат и капуста. Небольшая груша с редкой листвой. Краснели плоды на помидорных кустах, привязанных к подпоркам.
Говорить было не о чем. В садик легко мог проникнуть любой, перешагнув через проволоку, а уж в комнату через подоконник пролезть было совсем легко. За садиком простирался пустырь. На горизонте виднелись какие-то ветхие строения, там раньше был заводик.
– Если он и оставил следы, – негромко заметил инспектор, – то их смыло дождем, который шел все утро сегодня. Мой коллега Шарбоне уже там искал.
Они ожидали реакции Мегрэ, но тот даже не шевельнулся. Выходит, отпечатки его не интересовали?
Потом он выбрался в садик, но не через окно, а через кухню.
Небольшая, выложенная плоскими камнями дорожка вела к пустырю. Кролики, шевеля ушами и носиками, смотрели на него. Он поднял несколько листов капусты и бросил им через сетку.
Вот в таком сером и унылом окружении проводила свои дни худая, испытывающая недомогание мадам Дюфье, впрочем как и многие здешние женщины, считая каждый су.
– Сколько сейчас времени? – спросил Мегрэ, не доставая из кармана часов.
– Без пяти девять.
– Похороны в половине одиннадцатого?
Мансюи как-то не сразу понял, время похорон у него ассоциировалось с маленьким телом на постели, которое они только что видели. Потом вспомнил о другой умершей и посмотрел на Мегрэ более внимательно.
– Вы туда пойдете?
– Да.
– Вы считаете, что существует связь?…
Слышал ли его Мегрэ? Трудно сказать.
Они вернулись на кухню. Старуха, уголком фартука беспрерывно вытирая глаза, рассказывала о драме вновь прибывшим, брату Дюфье с женой, которых о трагедии известили соседи.
Выглядело все довольно странно. Эти люди говорили громкими голосами, произносили какие-то грубо звучащие слова, не думая о том, что в соседней комнате, дверь в которую оставалась открытой, лежит мать убитой девочки. Доносящиеся оттуда стоны и всхлипы как бы аккомпанировали рассказу старухи.
– А я и говорю Жерару: это мог сделать только сумасшедший. Я знала девчонку, может быть, даже лучше, чем кто-либо другой. Она совсем маленькой приходила ко мне, и я давала ей поиграть куклу моей безвременно умершей дочки…
– Извините меня… – Мегрэ тронул ее за плечо.
Она вдруг напыжилась, преисполненная важности.
Для нее все, кого она видела сегодня утром в доме, являлись официальными лицами.
– Сына предупредили?
– Эмиля?
Она бросила быстрый взгляд на висящую на стене фотографию молодого человека с приятным лицом, одетого с некоторым шиком.
– Разве вы не знаете, что Эмиль уехал? И это было большой неожиданностью для его несчастной матери, месье… Он уехал неделю тому назад. Да еще дочь, которую…
– Он уехал в свой полк?
Могло ли это быть несчастьем для такого рода людей?
– Да нет же, нет, уважаемый месье. Для военной службы он еще молод. Подождите… Ему ведь сейчас девятнадцать с половиной. Он зарабатывал на жизнь здесь.
Хозяева его ценили. И не понятно, с чего бы это вдруг на прошлой неделе ему вздумалось уехать жить в Париж? Уехал-то тихонько! Никого не предупредив! Он даже записки никакой не оставил. Сказал только, что будет работать ночью. Марта ему поверила. Она из тех, кто верит, что бы ей ни говорили. Утром, увидев, что он не возвратился, она из любопытства заглянула в шкаф и обнаружила, что его вещей там нет. Уже потом пришел почтальон и принес от него письмо, в котором Эмиль просил у нее прощения и сообщал, что уехал в Париж, что начнет новую жизнь, в этом его будущее и все такое прочее… Она мне его прочитала. Письмо и сейчас лежит в буфете.
Женщина дернулась было пойти поискать письмо, но Мегрэ жестом ее остановил:
– Вы помните, в какой это было день?
– Подождите… Сейчас скажу…
Она тихонько поговорила с Дюфье, который посмотрел на комиссара, как бы не понимая. Наверное, спрашивая себя, зачем это тому надо. Явно пытался вспомнить и наконец что-то ответил:
– Это случилось во вторник. В ночь со вторника на среду.
– Поступали ли какие-нибудь новости от него? Ну, с тех пор?
– Марта показала мне цветную открытку, которую получила из Парижа.
Комиссар Мансюи больше не старался вникнуть в этот разговор. Он с беспокойством смотрел на Мегрэ, как бы подозревая, что тот обладает каким-то сверхъестественным даром. Он почти готов был поверить, что в течение дня получит сведения, будто и сын Дюфье тоже мертв.
Когда они выходили из домика, рослый парень в габардиновом плаще прокладывал себе дорогу сквозь толпу любопытных.
– Это журналист, – сообщил Мансюи.
Мегрэ предпочел побыстрее убраться. Начиналась обычная канитель: журналисты, фотографы, прокурорские работники, потом еще эти специалисты по опознанию из Пуатье, которые битком набьются со своей аппаратурой и будут фотографировать мертвое тело под разными углами.
– Вы ожидали, что это случится? – наконец осмелился спросить маленький комиссар в машине, которая везла их в комиссариат.
