Джон Карр - Окно Иуды
— Мнение доктора Хьюма нам не было представлено, — сказал судья Рэнкин. — Я бы хотел выразиться ясно, так как это крайне важно. Если эффект этого таинственного наркотика в любом случае был бы стертым, мне кажется, вы едва ли в состоянии что-либо утверждать на этот счет.
— Я же говорил, милорд, что могу лишь выражать свое мнение.
— Хорошо. Продолжайте, сэр Генри.
Г. М., явно довольный, перешел к другим вопросам:
— Доктор Стокинг, есть еще один аспект дела, который вы назвали почти невозможным, — я имею в виду предположение, что стрела была выпущена из какого-то оружия. Давайте вернемся к вопросу о положении тела. Вы принимаете заявление обвиняемого, что вначале тело лежало на левом боку лицом к боковой стороне стола?
Доктор мрачно улыбнулся:
— По-моему, мы должны проверять, а не принимать заявления обвиняемого.
— Да, разумеется. Но могли бы вы согласиться с этим заявлением?
— Да, мог бы.
— Вам известно что-либо противоречащее ему?
— Нет, не известно.
— Предположим, покойный стоял с той стороны стола — взгляните на план — лицом к буфету у противоположной стены и наклонился, чтобы взглянуть на что-то на столе. Если бы, когда он склонился вперед, в него выпустили стрелу со стороны буфета, она могла бы войти в тело таким образом?
— В принципе могла бы.
— Спасибо, это все.
Г. М. плюхнулся на скамью.
Генеральный прокурор возобновил прямой допрос:
— Если события происходили бы так, как предполагает мой ученый друг, имели бы место следы борьбы?
— Не думаю.
— Вы бы вряд ли обнаружили скомканные воротник и галстук, смятость пиджака, грязные руки, порез на правой ладони?
— Да, конечно.
— Можем мы поверить в то, что этот порез вызван попыткой поймать в воздухе стрелу, которой выстрелили в покойного?
— Лично я назвал бы это нелепым.
— Вы считаете вероятным, что убийца, вооруженный большим арбалетом, прятался в буфете?
— Нет.
— И наконец, доктор, дабы подтвердить, что вы достаточно квалифицированны для определения того, принимал ли обвиняемый наркотик или нет, напомните нам — вы ведь уже двадцать лет состоите в персонале больницы Сент-Прейд на Прейд-стрит?
— Да.
Доктора отпустили, и обвинение вызвало своего самого важного свидетеля — Харри Эрнеста Моттрама. Инспектор Моттрам сидел за столом солиситоров. Я много раз обращал на него внимание, не зная, кто он. Инспектор выглядел человеком, тщательно следившим за своими манерами и речью. Он был сравнительно молод — не больше сорока лет, — но его спокойные и неторопливые ответы указывали на некоторый опыт в судебных делах. Все его поведение, казалось, говорило: «Мне не слишком нравится накидывать петлю на чью-либо шею, но убийство есть убийство, и чем скорее мы отправим преступника на тот свет, тем лучше будет для общества». У него было квадратное лицо с коротким носом и проницательными глазами, явно не нуждавшимися в очках. В целом он производил впечатление солидного семейного человека, стоящего на страже общественных интересов.
Принеся присягу, Моттрам устремил взгляд на обвинителя:
— Я детектив-инспектор столичной полиции. Приняв сообщение о случившемся, я отправился в дом 12 на Гроувнор-стрит, куда прибыл без пяти семь вечера 4 января.
— Что там произошло?
— Меня проводили в комнату, называемую кабинетом, где я обнаружил обвиняемого в обществе мистера Флеминга, дворецкого и констебля Хардкасла. Я опросил троих последних, которые сообщили мне то, о чем уже дали показания в суде. Потом я спросил обвиняемого, хочет ли он что-нибудь сказать. На это он ответил: «Если вы уберете из комнаты этих гарпий, я попытаюсь объяснить вам, что случилось». Я попросил остальных выйти, закрыл дверь и сел напротив обвиняемого. Процитированное инспектором заявление подсудимого совпадало с тем, которое зачитал в своей вступительной речи генеральный прокурор. Когда Моттрам повторял его бесстрастным голосом, оно звучало еще менее убедительно. А когда дело дошло до наркотика в виски, вмешался сэр Уолтер:
— Подсудимый говорил вам, что покойный протянул ему стакан виски с содовой, что он выпил половину и поставил стакан на пол?
— Да, около его стула.
— Думаю, инспектор Моттрам, вы трезвенник?
— Да.
— Изо рта подсудимого пахло виски? — вкрадчиво осведомился обвинитель.
— Нет.
Ответ произвел эффект, подобный взрыву бомбы, так как его простота и естественность были очевидны для присяжных.
— Продолжайте, инспектор.
— Когда обвиняемый умолк, я спросил: «Вы сознаете, что рассказанное вами не может быть правдой?» — «Клянусь богом, инспектор, это подтасовка, — ответил он, — но я не понимаю, каким образом они все могут в этом участвовать, и зачем понадобилось сваливать это на меня».
— Что, по-вашему, он под этим подразумевал?
— Я понял, что он имеет в виду других людей в доме. Обвиняемый говорил свободно и даже дружелюбно, но он, казалось, подозревал каждого обитателя дома или друга семьи, который приближался к нему. «Если вы признаете, — сказал я, — что дверь и окна были заперты изнутри, как мог кто-либо сделать то, что вы говорите?»
— Что он на это ответил?
— Начал рассуждать о детективной литературе, о способах запирать двери и окна снаружи с помощью проволоки и тому подобного.
— Вы читаете детективную литературу, инспектор?
— Да, сэр.
— Вам знаком какой-либо из упомянутых им методов?
— Ну, сэр, я слышал об одном или двух, и в случае удачи их можно осуществить на практике. — Голос инспектора Моттрама звучал слегка виновато. — Но ни один из них неприменим к данному случаю.
По знаку обвинителя были предъявлены макеты ставней и двери — дубовой панели, прикрепленной к раме.
— Насколько я понимаю, тем вечером вы с помощью детектива-сержанта Рейва удалили ставни и дверь и доставили их в полицейский участок для эксперимента?
— Да.
— Пожалуйста, объясните, почему подобные методы не могли быть применены.
В объяснениях Моттрама не было ничего нового, но они выглядели солидными и нерушимыми, как сам Олд-Бейли.
— Что вы сделали, инспектор, расспросив обвиняемого о двери и окнах?
— Я спросил его, не возражает ли он против обыска. Когда обвиняемый поднялся — большую часть времени он сидел, — я заметил, что его правый брючный карман оттопыривается под пальто.
— Что ответил обвиняемый?
— Он сказал: «Это не понадобится. Я знаю, что вам нужно». Расстегнув пальто, он полез в карман брюк и передал это мне.
— Передал вам что?