Энтони Беркли - Осторожно: яд!
Только мы с ним устроились в креслах с кружками эля, как к нему явился пациент.
Он прошел к полке, взял оттуда несколько книг и с улыбкой уронил их мне на колени.
— Займись пока. Я вернусь минут через двадцать.
Я просмотрел названия.
Это была «Медицинская судебная практика и фармацевтический кодекс» Тейлора и еще две монографии об использовании лекарственных средств в медицине. Я открыл первую, нашел в оглавлении «мышьяк» и углубился в чтение.
Когда Глен через полчаса вернулся, я чувствовал себя серьезно образованным в том, что касается мышьяка.
— Думаю, ты знаешь об этом много больше, чем я две недели назад, — заметил он. — Яды в обычный врачебный практикум не входят. Мы когда-то зубрили о них сведения перед экзаменами, но потом благополучно забыли. Вот почему многие отравители избегают наказания.
— Ты присутствовал на вскрытии, — сказал я. — У него было какое-то изменение печени?
Глен улыбнулся:
— Какое-то было, но не чрезмерное.
— А в последние дни перед смертью глаза у него слезились?
— Нет. Не было также утолщения кожи на ладонях и подошвах, выпадения волос, опоясывающего лишая, болей в конечностях, мышечной слабости. Заметь я хотя бы один из этих признаков, была бы возможность диагностировать отравление мышьяком, хотя и с большим сомнением.
— Иными словами, — продолжил я, — мы имеем дело не с хроническим отравлением мышьяком, а острым?
Глен кивнул:
— Несомненно. В этом все и дело. Жаль, что в полиции этого не понимают.
— А что они говорят?
— По их мнению, Джон принимал мышьяк многократно малыми дозами. В результате обострились проблемы с желудочно-кишечным трактом. Это хорошо поддерживает версию насчет отравительницы Анджелы.
— Они ее по-прежнему подозревают?
— Да. Будем надеяться, что Скотленд-Ярд приведет их в чувства.
— Скотленд-Ярд?
— Да. Пока это между нами, но начальник полиции после бегства Митци из-под носа у наших олухов был вынужден пригласить оттуда сотрудников.
Я присвистнул.
— Это уже серьезно. Глен. Ты все еще веришь, что это убийство?
Глен пожал плечами:
— А что еще тут могло быть? Ведь Джон не мог покончить с собой, пусть даже на это у него была причина, не оставив даже записки для коронера.
— Но можно предположить несчастный случай, — сказал я. — Кстати, когда, по-твоему, была принята смертельная доза?
— Насколько я могу судить, где-то в начале дня. Между одиннадцатью и двенадцатью.
— То есть почти одновременно с приемом тройной дозы твоего лекарства? — Я попытался сказать это без нажима, как будто между прочим. — Я думаю, ты не всыпал ему туда мышьяк, спутав с питьевой содой?
Глен рассмеялся.
— Ничего себе ошибочка! Но самое забавное, что полицейские в этом направлении тоже копают. Все ищут этот флакончик. Тиммс был здесь сегодня утром, задавал разные глупые вопросы. Типа где я держу мышьяк и так далее. Ну что тут поделаешь с дураками?
— Действительно, глупо так думать, — согласился я, чувствуя огромное облегчение.
Моя Френсис была почти уверена, что во флакончике мышьяк, а на самом деле этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Иначе бы Глен не относился к подозрениям полиции так беззаботно.
Он снова наполнил наши кружки своим превосходным элем, который всегда держит в бочке в подвале.
— Кстати, завтра не пропусти кое-что забавное.
Я навострил уши.
— На коронерском суде?
— Да. Я понял так, что у полицейских есть кое-что в рукаве, что должно вызвать переполох.
— А что это такое?
— Понятия не имею. Подождем до завтра.
Глава седьмая
Коронерский суд начинается
Заседание коронерского суда проходило в школьном актовом зале. Начало назначили на одиннадцать, но уже в половине десятого туда набилось столько людей, что свидетелям, в том числе и нам с Френсис, пришлось проталкиваться боком. Многие приехали из Торминстера, были также гости из Лондона. Утренние поезда оттуда, говорят, шли переполненными.
В конце зала стояли два стола и полдюжины стульев для коронера, начальника полиции, суперинтенданта Тиммса и некоего мистера Арчибальда Беллью, который, как потом выяснилось, оказался адвокатом Анджелы. Должны были присутствовать на суде также и другие адвокаты. Отдельные места были отведены свидетелям. В другом углу размещались журналисты.
Рона пришла позднее, села рядом с Френсис и сообщила, что ей удалось уговорить доктора написать заключение, позволяющее Анджеле не присутствовать здесь по состоянию здоровья.
Спустя четверть часа появился Глен и со скучающим видом опустился на стул рядом со мной. Гарольд занял место позади Роны.
У него, конечно, было что сказать.
— Я полагаю, вы знаете, — прошептал он, — они подготовили вердикт против Анджелы.
Мы дали ему понять, что ничего об этом не знаем.
— Думаю, тут уже все решено, — заявил он. — Значит, ее ждет арест. Вот почему они не настаивают на ее присутствии. Боятся, что она своим плачем вызовет симпатии присяжных. Вот такое дело.
— Откуда ты все это знаешь, Гарольд? — спросила Френсис.
Гарольд загадочно улыбнулся углами губ.
— Скоро сама увидишь.
В должное время появился коронер, посовещался с разными официальными лицами, затем одиннадцать местных жителей, в основном фермеры, принесли присягу как члены жюри присяжных. Я обрадовался, что старейшиной присяжных назначили моего хорошего приятеля Томаса Каллума, владельца фермы Хандакот, у которого я покупал навоз. Каллум разумный человек, и надавить на него будет очень трудно.
А вот коронером я был не очень доволен. Этот адвокат из Торминстера по фамилии Ригуэл, несомненно, честный и порядочный, имел один серьезный недостаток. Как и многие коронеры, он слишком уж был преисполнен собственной важностью.
Френсис толкнула меня локтем.
— Смотри, вон там рядом с Сирилом сидит парень… Я думаю, это Морис.
Я посмотрел. Справа поодаль от нас сидели трое: Сирил Уотерхаус, рядом щегольски одетый небольшой человечек в черном пиджаке и брюках из крапчатой шерстяной ткани, у которого на лице было написано, что он адвокат, а затем молодой человек, полноватый, с бледным пухлым лицом. На вид ему можно было дать как двадцать, так и тридцать лет. Он был похож немного на Джона, немного на Сирила. Да, скорее всего это был Морис.
— Ну и как он тебе? — спросила жена.
— Не очень приятный типчик, — прошептал я в ответ.
— Карикатура на Джона в юности. Неудивительно, что он его не терпел. — Она повернулась к Роне. — Рона, это Морис?
