Энн Перри - Вор с Рутленд-плейс
— Я не понимаю, что значит «не может контролировать». Воровство — это всегда дурно. Я могу понять людей, которые воруют из-за отчаянной нужды, но Мина ни в чем не нуждалась. И в любом случае все те вещи, которые пропали, не представляют большой ценности, это просто всякие безделицы: носовой платок, крючок для застегивания пуговиц, табакерка… Зачем, бога ради, Мине их брать?
— Случается, люди берут что-то, потому что не могут ничего с собой поделать.
Говоря это, Томас понимал, что объяснение бесполезно. Свои моральные установки Кэролайн получила еще в детстве, когда добро и зло были абсолютны, и хотя жизнь и научила ее сложности в человеческих отношениях, право собственности — один из краеугольных камней общества и порядка, основа всей нравственности — никогда не подвергалось сомнению. Непреодолимые влечения — следствие страха и голода — даже принимаются, пусть и без сочувствия; или там, где дело касается плоти, по крайней мере в мужчинах — но не в женщинах, разумеется. Однако навязчивые состояния, вызванные одиночеством или несоответствием, расстройством или иными мрачными безымянными страданиями, — вне понимания, за пределами мыслимого.
— Я все равно не понимаю, что ты имеешь в виду, — тихо сказала теща. — Быть может, Мина знала, кто крадет вещи. Она время от времени делала намеки, что знает больше, чем ей следует говорить. Но не мог же кто-то убить ее просто для того, чтобы скрыть несколько мелких краж? Я хочу сказать, что укравшую что-то служанку, разумеется, увольняют, но возбуждать дело вряд ли станут — из-за неловкости. Не только перед собой, но и перед друзьями. Никому не хочется делать заявления и отвечать на вопросы. Но если происходит убийство, тут уж выбора нет — человека повесят. Полиция позаботится об этом.
— Если поймаем — да.
Питт не хотел вдаваться сейчас в моральное обоснование системы наказаний. Их мнения никогда не сойдутся. Они и говорить будут о разном, представляя миры, не встречающиеся даже на грани воображения. Кэролайн не знала, что такое топчак[4] или карьер, не чувствовала вони от грязных завшивленных тел или больных тюремной лихорадкой, не видела стертых до кровавых мозолей пальцев, щиплющих паклю, — не говоря уж о камере смертника и веревке.
Кэролайн поглубже опустилась в мягкие подушки дивана, зябко ежась и думая о прошлых ужасах и смерти Сары.
— Прошу прощения, — быстро проговорил Томас, догадавшись, куда увели ее воспоминания. — Пока еще нет оснований полагать, что это было убийство. Вначале нужно поискать причины, по которым миссис Спенсер-Браун могла сама лишить себя жизни. Это деликатный вопрос, но самоубийство не предполагает уважения к чувствам. Вы случайно не знаете, не было ли у нее романтической связи, которая могла довести до такого отчаяния?
В голове у Питта билась внушенная Шарлоттой мысль о том, что у самой Кэролайн любовная связь на стороне, и мысль эта звучала так громко, что он почти ожидал от Кэролайн ответа на нее, а не на те приглаженные слова, которые он произнес вслух. Томасу стало неловко, словно он заглянул в окно чьей-то спальни.
Если Кэролайн и удивилась, то виду не подала. Возможно, она даже ожидала такого вопроса.
— Если и была, то я определенно ни о чем гаком не слышала. Должно быть, Мина была необычайно осмотрительна. Разве что…
— Что?
— Разве что это был Тормод, — задумчиво проговорила она. — Пожалуйста, Томас, ты должен понять, что я облекаю в слова просто слабые догадки, вероятности — не более того.
— Понимаю. Кто такой Тормод?
— Тормод Лагард. Он живет в доме номер три. Мина знала его много лет и явно была к нему неравнодушна.
— Он женат?
— О нет. Живет с младшей сестрой. Они сироты.
— Что он за человек?
Кэролайн на мгновение задумалась, прежде чем ответить, взвешивая факты того рода, которые он желает знать.
— Он очень привлекательный, — сказала она осторожно, — в романтическом смысле. Есть в нем нечто такое, что кажется недосягаемым, — некая замкнутость, отстраненность, одиночество. Он из тех мужчин, в которых женщины влюбляются, потому что к ним невозможно приблизиться настолько, чтобы разрушить иллюзию. Он всегда остается чуточку недостижимым. Сейчас в него влюблена Амариллис Денбай, а до нее были другие.
— А он… — Питт не знал, как приемлемо выразить то, что он хочет спросить.
Кэролайн улыбнулась, внезапно заставив почувствовать себя неуклюжим и очень молодым.
— Нет, насколько мне известно. В противном случае, полагаю, я бы услышала. Свет ведь очень мал, особенно на Рутленд-плейс.
— Понятно. — Лицо Томаса пылало от прилившей крови. — Стало быть, миссис Спенсер-Браун могла страдать от безответной любви?
— Возможно.
— А что вы знаете о мистере Спенсер-Брауне? — спросил Питт, переходя к другой теме, требовавшей серьезного изучения. — Не мог ли он иметь связи с другими женщинами? И не могла ли миссис Спенсер-Браун, узнав об этом, наложить на себя руки?
— Олстон? Боже милостивый, нет! В такое почти невозможно поверить. Конечно, он довольно приятный в своем роде, но пылким его никак не назовешь. — Кэролайн бледно улыбнулась. — Бедняга. Представляю, как он расстроен ее смертью — и характером ее, и самим фактом. Выясни все как можно быстрее, Томас. Подозрения и досужие домыслы ранят глубже, чем, думаю, ты можешь себе представить.
Питт не стал спорить. Кто может сказать, что понимает всю бездонную глубину боли другого?
— Я постараюсь, — пообещал он. — Вы можете рассказать мне что-то еще?
Инспектор знал, что должен спросить ее о предполагаемом преследователе. Не мог ли тайный наблюдатель, кто бы он ни был, узнать о Мине и Тормоде Лагарде, если там было что знать; или о том, что Мина — воровка, если кражи и впрямь ее рук дело? Был и другой вариант: если Мина узнала, кто вор, и ее за это убили.
А вот еще такая мысль: Мина была воровкой и стащила что-то настолько потенциально опасное для владельца, что ее убили ради возвращения компрометирующей вещицы. Чего-то вроде медальона с предательским портретом внутри или даже улики, еще более компрометирующей… Что еще могла она украсть? Поняла ли цену украденного и не попробовала ли приложить руку к шантажу — необязательно ради денег, быть может, исключительно ради власти над кем-то…
Питт взглянул на гладкое, с персиковым румянцем лицо Кэролайн, высокие скулы и тонкую шею, напомнившую ему о Шарлотте, длинные изящные руки — точно как у нее. И не смог заставить себя спросить.
— Нет, — искренне ответила теща, не догадываясь о битве в его душе. — Боюсь, пока больше ничего.
