Гилберт Честертон - Крах одной светской карьеры
— Возьмите кеб.
А низкий, глубокий голос ответил изнутри:
— Хорошо.
Дверь щелкнула, мы снова оказались в темноте и снова понеслись по лабиринту проулков, полагаясь на фонари.
Едва пробило пять часов, но зима и туман обратили ранний вечер в ночь.
— Странная прогулка для лакированных башмаков, — признал я.
— Не уверен, — смиренно ответил Бэзил Грант. — Мы идем к Бэркли-сквер.
Напрягая взор, я тщился понять, действительно ли это так, минут десять гадал и сомневался, а потом увидел, что друг мой прав. Мы вступали в унылые земли богатого Лондона — более унылые, наверное, чем земля бедняков.
— Поразительно! — сказал Бэзил Грант, когда мы свернули на Бэркли-сквер.
— Что именно? — спросил я. — Кажется, вы говорили, что все это естественно.
— Я не удивляюсь, — ответил Бэзил, — что он прошел через бедные улицы. Я не удивляюсь, что он пришел сюда. Я удивляюсь тому, что он идет к очень хорошему человеку.
— Какому? — устало спросил я.
— Странно действует время, — сказал он с обычной своей непоследовательностью. — Нельзя сказать, что я забыл те годы, когда был судьей и все меня знали. Я их очень хорошо помню, но так, как помнят книгу. Пятнадцать лет назад я знал это место не хуже лорда Розбери и гораздо лучше мерзавца, который идет сейчас к Бомонту.
— Кто такой Бомонт? — сердито спросил я.
— Очень хороший человек, лорд Бомонт оф Фоксвуд. Неужели не слышали? Честнейший, благороднейший аристократ, который трудится больше матроса, социалист, анархист, кто он там еще, во всяком случае — философ. Да, как ни жаль, он немного не в себе. Как ни жаль, он помешался на нынешнем культе новизны и прогресса. Пойдите к нему и скажите, что готовы съесть вашу бабушку, и он согласится, если вы приведете социальные и медицинские доводы — предположим, что это дешевле кремации. Прогрессируйте, двигайтесь вперед, а там не важно, к звездам или к бесам. Естественно, в доме у него кишат литературные и политические моды — те, кто не стрижет волос ради романтики, и те, кто стрижет их очень коротко ради гигиены; те, кто ходит на ногах, чтобы не утомлять руки, и те, кто ходит на руках, чтобы не утомлять ноги. Обитатели его салона глупы, как он, но они, как и он, — хорошие люди. Удивительно, что к нему идет негодяй!
— Друг мой, — твердо сказал я, топнув ногой, — истина проста. Употребляя ваше выражение, вы, как ни жаль, немного не в себе. Вы видите на улице совершенно незнакомого человека и немедленно создаете теорию об его бровях. Потом вы подозреваете его в преступлении, потому что он идет к честному лорду. Это чушь. Согласитесь со мной, Бэзил, и пойдем домой. Сейчас там пьют чай, но путь далек, мы опоздаем к обеду.
Глаза его сверкнули, как лампы в тумане и мгле.
— А я-то думал, — сказал он, — что поборол тщеславие!
— Чего же вы хотите? — воскликнул я.
— Я хочу, — отвечал он, — того, чего хочет барышня, надевая новое платье. Я хочу того, чего хочет мальчик, когда бранится с учителем, — словом, хочу покрасоваться. Насчет этого человека я уверен так же, как вы уверены в том, что у вас шляпа на голове. Вы говорите, это нельзя проверить. Я говорю — можно, а потому поведу вас к Бомонту. С ним приятно познакомиться.
— Неужели… — начал я.
— Конечно, — прибавил он, — я попрошу прощения, мы не одеты. — И, перейдя через мглистую площадь, он взошел на ступени.
Услышав звонок, лакей во фраке и манишке открыл нам и, услышав имя моего друга, перешел от недоумения к почтению. Нас быстро повели в гостиную, но беловолосый хозяин успел выйти нам навстречу.
— Дорогой мой! — воскликнул он, тряся Бэзилу руку. — Сколько лет я вас не видел! Вы жили… э… в деревне?
— Не совсем, — улыбнулся Бэзил. — Я жил в затворе, дорогой Филипп. Надеюсь, не помешал?
— Вы! — вскричал пылкий аристократ. — Вы пришли как раз кстати. Знаете, кто здесь?
— Нет, не знаю, — серьезно ответил Грант.
Тем временем из гостиной донесся взрыв смеха.
— Бэзил, — торжественно сказал лорд Бомонт, — у меня сам Уимпол.
— А кто это? — спросил Грант.
— Ну, ну! — воскликнул лорд. — Нет, вы были в деревне. Вы были у антиподов. Вы были на луне. Кто такой Уимпол? Кто такой Шекспир?
— Что до Шекспира, — мирно отвечал мой друг, — предполагаю, что он не Бэкон. Скорее, Мария Стюарт. Что же до Уимпола…
— Неужели вы не слышали о короле остроумия?! — вскричал в экстазе лорд Бомонт. — Да он преобразил беседу — не в искусство, им она была всегда, а в великое искусство, как преобразил ваяние Микеланджело. Ответы его…
Снова раздался смех, и почти сразу в переднюю вышел тучный, одышливый человек.
— Мой дорогой! — взволновался хозяин.
— Больше не могу! — сказал гость. — Нет, Бомонт, я не дам над собой потешаться дешевому щелкоперу. Я не петрушка! Я…
— Ну, ну, ну! — забеспокоился лорд. — Познакомьтесь, друзья мои. Судья Грант, то есть просто Грант. Бэзил, вы знаете сэра Уолтера Чолмли?
— Как же, как же, — отвечал Бэзил, кланяясь почтенному баронету и с любопытством глядя на него. От злости он вспотел и побагровел, но даже это не скрыло благородства черт, белизны волос, достойной осанки и породистого, хотя и двойного подбородка.
Сэр Уолтер был величав и вежлив, так вежлив, что мог проявить несомненную слабость гнева, не утратив достоинства; так вежлив, что даже неловкий поступок облачался в благовоспитанность.
— Я несказанно огорчен, Бомонт, — угрюмо сказал он, — что недостаточно учтив с вашими гостями, особенно в вашем доме. Но ни вы, ни новые гости тут не виноваты. А вот этот наглый выскочка, этот балаганный…
В эту минуту появился молодой человек с рыжими усами и мрачным взором; по-видимому, его тоже не развлекал пир остроумия.
— Вы, наверное, помните Драммонда, хотя бы школьником, — сказал Гранту хозяин, — теперь он мой секретарь.
— Прекрасно помню, — отвечал Бэзил.
Драммонд с удовольствием и уважением пожал ему руку, но мрачности не утратил. Обернувшись к баронету, он сказал:
— Леди Бомонт просила передать вам, сэр Уолтер, что очень просит вас остаться. Она вас почти не видела.
Почтенный гость, все еще багровый, явственно боролся с собой, но воспитанность победила, и, глухо пробормотав:
«Леди Бомонт… желание дамы… конечно…», он пошел за Драммондом в гостиную. Через полминуты оттуда раздался смех, свидетельствующий (по всей вероятности) о том, что его опять обидели.
— Я не сержусь на доброго старого Чолмли, — заметил хозяин, — у него несовременный ум.
— А что такое ум современный? — спросил Грант.
— Ну просвещенный, прогрессивный… трезво смотрит на факты…
Тут раздался еще один раскат смеха.
