Станислас-Андре Стееман - Последний из шестерки
– Газету! – потребовал Перлонжур.
Он наскоро, с видом человека рассеянного или слишком занятого просмотрел по диагонали первую страницу. Потом сложил газету и сунул в карман пиджака.
– Недурное винцо!.. Не то, что там…
– Где? – осторожно спросил Сантер.
– Да во Франциско! – сдался наконец Перлонжур. И он выложил все.
Сантер слушал его с восторгом. Время от времени то или иное имя, вырвавшееся, словно снаряд, вызывало у него приятную дрожь. Он тоже предался воспоминаниям, вновь переживая минувшие пять лет: где он только не побывал в погоне за богатством!
Теперь он его получил, добился. Пожалуй, он был богаче любого азиатского принца. Да, он возвратился, скоро, должно быть, вернутся и остальные четверо. Удалось ли им преуспеть? Или они, подобно Перлонжуру?..
Мимо прошла женщина в наброшенном на плечи манто из лис, в воздухе остался аромат ее духов.
– Духи Асунсьон, – машинально отметил Сантер. Перед глазами его возник образ женщины, сидевшей не так давно в том самом кресле, куда два часа назад он усадил Перлонжура; Сантер снова видел ее, видел ее серое муаровое платье с оборками, нитку розового жемчуга на золотистой шее… Асунсьон… Неужели он ее любит? Увы, эта женщина не для него и, вероятно, никогда не будет принадлежать ему.
– Вот и все! – сказал в заключение своей исповеди Перлонжур.
– Старик! Дорогой! – расчувствовался Сантер.
Его рука схватила лежавшую на столе руку Жана, крепко сжала ее.
– Гарсон! – крикнул он и, не дожидаясь ответа, в нетерпении добавил: – Метрдотель!
Отодвинув стул, он бросил на скатерть банкноту, приковавшую очарованный взор Перлонжура, в глазах которого вспыхнул и тут же погас огонек.
– Вот, возьмите.
Когда они вышли, стояла глубокая ночь, но было еще тепло.
– Пройдемся немного, – предложил Сантер. – Потом возьмем такси, и я провожу тебя… Ты остановился в гостинице?
– Да.
– Завтра же переедешь жить ко мне! Да-да, старина! Мне скучно одному. Будем вместе дожидаться других. Не дальше, чем через неделю, все они будут здесь… И если хоть один из них привезет столько, сколько я, тогда…
Ему вспомнился боевой клич, вырвавшийся из шести глоток пять лет назад. Его захлестнул энтузиазм, свойственный ему от природы, и снова он забыл обо всем на свете.
– Тогда мир будет принадлежать нам! – воскликнул он, сжимая в объятиях Перлонжура.
Они остановились в верхнем конце улицы под расплывчатым светом фонаря. Сантер глядел то на круглую луну, то на крыши домов, убегавшие вниз и растворявшиеся во тьме, окутавшей нижнюю часть города. Его переполняла радость, и он повторил, уверенный в своем могуществе, могуществе всех шестерых.
– Да, мир принадлежит нам!
Перлонжур прислонился к фонарю. Этот изысканный ужин, старые, выдержанные вина, тепличная атмосфера, в которую он вновь погружался, точно в ванну с благовониями, опьянили его, наполнили радостью и приятным утомлением.
– Ну как? – спросил Сантер.
– О, я остаюсь! – ответил Перлонжур. – Клянусь тебе, я остаюсь! Я весь выпотрошен…
Он вытащил из кармана газету и стал обмахиваться ею, держа листок обеими руками. И вдруг, в тот самый момент, когда он поднес его к лицу, взгляд его сосредоточился. В глазах, обращенных к Сантеру, застыло горестное изумление.
– Боже! – едва слышно произнес он, пальцем показав своему другу заметку, помещенную в рубрике последних происшествий:
ПРИБЫТИЕ В МАРСЕЛЬ «АКВИТАНИИ»
Сантер выхватил у него газету и прочел подзаголовок:
Несчастный случай во время плавания.
– Что? Что такое? – забеспокоился он, весь во власти мрачного предчувствия.
Глаза его так и впились в хмурое лицо Перлонжура.
– Один из наших?.. Да?.. Перлонжур опустил голову.
– Намот… Читай.
Пропустив первые два абзаца, Сантер прочел: Ночью спустя час после того, как «Аквитания» покинула Порт-Саид, с верхней палубы раздался крик: «Человек за бортом!» Спасательная лодка тотчас была спущена на воду. Увы! Несмотря на длительные и тщательные поиски, отыскать пассажира, упавшего с парохода, так и не удалось, надежды на его спасение не осталось. Потерпевшим оказался М. А. Намот, возвращавшийся из Пекина. Причина несчастного случая, сильно омрачившего конец плавания, не установлена.
Страшно побледнев, Сантер молча смотрел на Перлонжура, потом с усилием прошептал:
– Анри… Бедняга Анри!
Повисло тягостное, тревожное молчание. Первым заговорил Перлонжур.
– Они назвали это несчастным случаем, – молвил он.
ГЛАВА II
ШЕСТЕРО ЖИЗНЕРАДОСТНЫХ ПАРНЕЙ
В ту ночь Жорж Сантер почти но спал.
Пока он раздевался и ложился, образ Анри неотступно стоял у него перед глазами. И сколько ни старался он, как послушный ребенок, закрывать глаза, заснуть ему так и не пришлось: напрасно ворочался он с боку на бок, вытягивался на спине или свертывался калачиком.
Глубокая печаль и уныние пришли на смену переполнявшей его весь вечер радости. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Нервы его были напряжены до предела. Даже величавый образ Асунсьон не мог прогнать из его памяти Анри. Мысленно Сантер снова и снова обращался к Анри, вспоминал его манеру брать сигарету, когда он с небрежным изяществом садился в кресло, рассеянно проводя рукой по волосам… Анри… Он так любил его!.. И вот теперь…
Неужели он и в самом деле погиб, став жертвой какой-то глупой случайности? Неужели Намот не вернется, никогда не вернется?..
Именно ему, самому старшему из них, пришла в голову эта идея, когда однажды ночью он проиграл в покер последние деньги… Жоржу Сантеру вспомнился красный салон, утопавший в дыму восточных сигарет, окна которого выходили в Парк принцев, все они – четверо еще не вернувшихся, Перлонжур и сам он – собрались там в тот вечер. Осушив последний стакан и слегка покачиваясь после столь обильных возлияний, Намот встал, распахнул окно, выключил проигрыватель и, повернувшись всем корпусом, спросил своим звучным голосом:
– А вы что об этом думаете? Сколько же можно еще терпеть, до каких пор мы будем так жить?
И не нашлось никого, кто бы, выдержав его ясный взгляд, сказал, что собирается и дальше «так жить».
Тогда Намот посвятил их в свои замыслы. Все шестеро разлетятся по белу свету. Завтра, послезавтра, через неделю, через две или через три, а может, и через месяц. Наймутся бортпроводниками, кочегарами, механиками, радистами, станут эмигрантами, да кем угодно. Главное – уехать. Порвать всякую связь со Старым Светом, отречься от этого идиотского существования, от этих дурацких ночных бдений, бежать, скрыться от самих себя. Каждый будет работать, не покладая рук, в течение пяти лет. Все шестеро были молоды: самому старшему, Намоту, минуло тридцать два, а самому младшему, Перлонжуру, – двадцать четыре. Что значили для них тогда эти пять лет? Зато открывалась возможность увидеть прекрасные страны, женщин, о которых можно только мечтать, истоки великих рек, растения, ни на что не похожие, словом, обогатиться воспоминаниями, которые будут согревать их, когда придет старость. А кроме всего прочего, открывалась возможность – и это самое главное – составить себе состояние… «Составить состояние» – волшебные слова…
