Питер Тримейн - Скандальное происшествие в клубе «Килдейр-стрит»
Клуб этот представлял собой своеобразный центр жизни ирландской властной верхушки. Вероятно, следует уточнить, что это была англо-ирландская элита — потомки семей, которые Англия некогда посылала в Ирландию на усмирение непокорных туземцев. В клуб допускали исключительно представителей самых влиятельных семейств Ирландии. Никаких сторонников гомруля, католиков, диссентеров[3]: никому из них членство в клубе не дозволялось. Впрочем, правило насчет католиков смягчили ради очередного представителя семейства О’Коннор-Дон (прямого потомка последнего верховного короля Ирландии), а также ради некоторых религиозных бунтарей, в том числе — для графов Уэстмитского, Гранардского и Кенмэрского, на протяжении многих лет демонстрировавших безупречную лояльность по отношению к Англии. В стены клуба не допускался ни один армейский офицер чином ниже майора, ни один моряк чином ниже капитан-лейтенанта. Единственными, кому разрешалось бесплатно пользоваться этим заведением, были члены королевского дома, буде они пожелают посетить Ирландию, а также их придворные и сам вице-король.
Майкрофт от души наслаждался этим колониальным великолепием, однако, должен признаться, оно не пришлось мне по вкусу. Меня приняли в это святилище знати лишь как гостя Майкрофта, о котором поговаривали, что он как конфидент Главного секретаря имеет возможность докладывать непосредственно вице-королю. Я согласился прийти лишь потому, что Майкрофт желал отпраздновать мою стипендию и по-братски проводить меня в Оксфорд. Что ж, я не хотел его расстраивать.
Обеденная зала выглядела поистине роскошно. Клуб славился самым изобильным столом в Дублине.
Сумрачный официант, похожий больше на служащего похоронного бюро, провел нас по богато обставленной зале к столу у эркера с видом на парк Святого Стефана: клуб стоял на углу Килдейр-стрит, совсем рядом с парком.
— Аперитив, господа? — осведомился официант замогильным голосом.
Майкрофт, воспользовавшись случаем, сообщил мне, что в подвалах клуба имеются превосходные вина, особо отметив запасы шампанского. Я ответил, что, как мне кажется, я вполне удовлетворюсь бокалом хереса, и выбрал «пало кортадо», тогда как Майкрофт, проявив известную экстравагантность, потребовал, чтобы ему принесли бутылочку «диаман блё».
Кроме того, он настоял на дюжине устриц, которые, как я заметил, стоили по целому шиллингу за дюжину и наверняка ежедневно прибывали из собственного устричного садка клуба, расположенного близ Голуэя. Я остановил свой выбор на pâté de foie gras[4], а кроме того, мы оба решили не отказать себе в удовольствии отведать бифштекс с бутылкой бордо — густого красного «сент-эстеф» из шато Маккарти.
По правде говоря, Майкрофта скорее стоило бы назвать не гурманом, а просто любителем вкусно поесть. Из-за лени его крупное туловище отличалось некоторой корпулентностью. Однако у него был фамильный холмсовский лоб, твердая складка губ, живые, глубоко посаженные, отливающие сталью серые глаза. Он обладал проницательным умом и за шахматной доской превращался в грозного противника.
Мы сделали заказ, удобно расположились за столом, и я получил возможность понаблюдать за нашими сотрапезниками.
Среди них мое внимание тотчас же привлек темноволосый человек, который, без всякого сомнения, в молодости мог похвастаться немалой привлекательностью. Теперь ему было, похоже, около тридцати пяти, и его обрюзгшее лицо несло на себе печать распущенности и вырождения. В нем чувствовалась военная выправка, различимая, даже когда он, ссутулившись за своим столом, поглощал вино — боюсь, слишком жадно. Умный лоб плохо сочетался с чувственным подбородком. Я разглядел его жесткие голубые глаза, набрякшие циничные веки, а также отметил его агрессивную манеру держаться, видимую и сейчас, когда он отдыхал. Одет он был безупречно — под элегантным темным пиджаком виднелся галстук с бриллиантовой булавкой, а подобные вкусы требуют немалых затрат.
Его спутник, похоже, меньше, нежели он, находился во власти винных паров и в завершение ланча предпочел кофе. Этот человек был высоким и худощавым, с куполообразным белым лбом и глубоко посаженными глазами. Пожалуй, эти двое могли быть ровесниками. Чисто выбритый и бледный, выглядел он несколько аскетически. Большего контраста между двумя людьми я не мог и вообразить.
Тот, что походил на ученого, весьма серьезно что-то говорил, а его армейского вида сотрапезник время от времени кивал, словно испытывая неудовольствие оттого, что вынужден отвлекаться от созерцания своего бокала с вином. Я заметил, что у его собеседника сутулые плечи, а лицо несколько выдается вперед. Головой он забавно поводил из стороны в сторону, точно какая-то рептилия.
— Майкрофт, — спросил я некоторое время спустя, — что это за любопытная парочка?
Майкрофт проследил за моим взглядом.
— Думаю, ты мог бы знать одного из них, если учесть, что ты увлекаешься наукой и прочим в том же роде.
Я ничем не выдал своего нетерпения.
— Нет, я его не знаю. Иначе я бы не спрашивал.
— Тот, что постарше, — профессор Мориарти.
Интерес мой усилился.
— Мориарти из Университета королевы, что в Белфасте? — тотчас спросил я.
— Тот самый профессор Мориарти, — чопорно подтвердил Майкрофт.
Что ж, о Мориарти я, по крайней мере, слышал: он преподавал математику в Университете королевы и написал «Астероидную динамику», взмывавшую на такие высоты чистой математики, что никто среди научных журналистов и помыслить не мог о том, чтобы ее критиковать.
— А тот обожатель алкоголя? — не отставал я. — Кто он?
Майкрофт отнесся к моему замечанию неодобрительно.
— Черт побери, Шерлок, где еще мужчина может предаться своему пороку, как не в надежном укрытии своего клуба?
— У него есть порок, который ему не очень-то удается скрывать, — парировал я. — Это его непомерное мужское тщеславие. Черный цвет его шевелюры — не натуральный. Он красит волосы. Но ты не ответил мне, Майкрофт. Как его имя?
— Полковник Себастьян Моран.
— Никогда о нем не слышал.
— Он из коннахтских Моранов.
— Католическое семейство?
О’Морейн (вот правильная ирландская форма этой фамилии) означает «великий». Это известный якобитский клан Коннахта.
— Едва ли, — бросил Майкрофт. — Его ветвь перешла в англиканскую веру после победы Вильгельма[5]. Отец Себастьяна Морана — сэр Огастес Моран, кавалер ордена Бани третьей степени, некогда — британский посол в Персии. А Моран-младший окончил и Итон, и Оксфорд. Фамильные земли у них возле Дерринакли, но я склонен думать, что, вступив в права наследства, полковник проиграл все в карты. Не будучи богатым молодым человеком, он все же сумел купить себе офицерский патент в наших индийских частях. Служил он в Первом саперном бангалорском полку[6]. Почти вся его военная карьера прошла в Индии. Насколько мне известно, он заслужил славу неплохого охотника на крупную дичь. Если ты обратил внимание при входе, здесь в комнате отдыха висит шкура бенгальского тигра: это один из трофеев полковника. Рассказывают, что он ранил зверя, а потом долго полз за ним по высохшему руслу реки. Тут нужна железная выдержка.
