Найо Марш - Занавес опускается: Детективные романы (Форель и Фемида • Пение под покровом ночи • Занавес опускается)
Но когда Родерик повернулся, чтобы уйти, мистер Ретисбон удержал его за локоть.
— Я навсегда запомню его таким, каким видел в ту ночь. Я уже подошел к двери, когда он вдруг окликнул меня. Я обернулся, смотрю, он так это очень прямо сидит в постели и халат у него разметался по кровати, словно плащ. У него ведь была весьма благородная внешность. Меня его вид просто поразил. И еще помню, он тогда сказал одну загадочную фразу. «Знаете, Ретисбон, — сказал он, — я думаю, меня скоро окружат вниманием и заботой, ибо вопреки вашим ожиданиям не все противники моего брака встретят его в штыки. Спокойной ночи». Вот такие странные слова. Я, конечно, не предполагал, что вижу его в последний раз.
4У Дженетты Анкред был свой маленький домик в Челси. Это скромное жилище являло собой разительную противоположность Анкретону. Все здесь дышало легкостью и простотой. Горничная провела Родерика в белую, современного типа гостиную с огромным, во всю стену окном, выходившим на реку. Бледно-желтые, в серебристых искорках занавеси гармонировали с выдержанной в тех же тонах обивкой светло-вишневой мебели. В гостиной висели три картины: Матисс, Кристофер Вуд и — приятная неожиданность для Родерика — Агата Трой. «Ходишь за мной по пятам, вот как?» — подмигнув, пробормотал он, и в эту минуту в гостиную вошла Дженетта Анкред.
По виду очень неглупая женщина, подумал Родерик. Она поздоровалась с ним непринужденно, словно он просто заглянул в гости.
— Видите? — она показала глазами на картину. — У нас с вами есть общие друзья. — И начала рассказывать, как они с Агатой познакомились в Анкретоне.
О чем бы Дженетта ни говорила, в ее тоне сквозила легкая ирония. Своей манерой держаться она будто давала понять, что не стоит ничего отстаивать или доказывать. Потому что все относительно и, право же, не имеет никакого значения. Излишняя категоричность суждений — глупость и лишь вызывает чувство неловкости. Именно такую жизненную позицию, казалось, утверждали ее живой ровный голос, выражение ее глаз и насмешливая улыбка, то и дело воздвигавшая между собеседниками невидимый маленький барьер, что отчасти подрывало веру в искренность ее высказываний. О живописи она рассуждала умно, толково, хотя и с оттенком самоуничижения. У Родерика было ощущение, что она всячески старается избежать разговора, ради которого он приехал.
— Вы, конечно, догадались, почему я попросил вас меня принять? — наконец сказал он.
— Да, вчера у меня был Томас, он рассказал, что вы говорили с ним и ездили в Анкретон. События, кажется, принимают неприятный оборот.
— Я хотел бы услышать ваше личное мнение.
— Мое? — с неудовольствием переспросила она. — Боюсь, вам оно ровным счетом ничего не даст. В Анкретоне я всегда выступаю в роли стороннего наблюдателя. Только, пожалуйста, не говорите, что со стороны виднее. Я из тех наблюдателей, которые стремятся замечать как можно меньше.
— Хорошо, — бодро сказал Родерик. — Но у наблюдателя все равно возникают какие-то мысли. Итак, что вы думаете?
Она молчала, глядя мимо него в широкое окно.
— Я думаю, что это почти наверняка вранье и вздор, — после долгой паузы пробормотала она. — От начала до конца.
— Если вы нас в этом убедите, Скотленд-Ярд по гроб жизни будет вашим должником.
— Нет, но правда. Мои родственники такие сумасброды! Я к ним очень привязана, но вы себе даже не представляете, до какого абсурда они иногда доходят. — Ее голос угас. После некоторого раздумья она продолжила: — Впрочем, миссис Аллен с ними знакома. Она вам наверняка рассказывала.
— Да, кое-что.
— Во время войны им всюду мерещились агенты пятой колонны. Полина подозревала даже одного очень милого австрийского врача, который занимает сейчас важный пост в крупной клинике. А тогда он помогал ухаживать за «трудными детьми». Полина утверждала, что внутренний голос ее не обманывает. А потом она заподозрила в шпионаже бедняжку мисс Эйбл, которая якобы подрывала ее влияние на Панталошу. Мне иногда кажется, что Полина до сих пор не смирилась с уходом со сцены и постоянно изыскивает применение своему актерскому дарованию. И все Анкреды точно такие же. Мисс Оринкорт, разумеется, сразу же пришлась им не по нутру, а если Анкредам кто-то неприятен, он немедленно вызывает у них бог знает какие подозрения.
— Что вы сами думаете о мисс Оринкорт?
— Я? Она прелестна, правда? Я бы даже сказала, в своем роде она совершенство.
— Ну а кроме красивой внешности?
— А кроме внешности, там ничего и нет. Разве что еще изрядная доля вульгарности.
«Неужели она и впрямь способна рассуждать так непредвзято? — подумал Родерик. — Из-за Сони Оринкорт ее дочь потеряла немалые деньги. Возможна ли такая полная отстраненная объективность?»
— Вы ведь присутствовали, когда в судке для сыра обнаружили книгу о бальзамировании?
Она слегка поморщилась.
— Да, увы.
— Кто, по-вашему, мог ее туда положить?
— В первую минуту я, признаться, заподозрила Седрика. Хотя почему?.. Наверно, потому, что не представляю себе, как на такое отважился бы кто-нибудь другой. Но не знаю. Ощущение было ужасное.
— А кто мог написать анонимные письма?
— Вероятно, все это дело рук одного и того же человека. Хотя трудно допустить, чтобы кто-то из Анкредов… В конце концов, они же не какие-нибудь там… Не знаю…
У нее было свойство не заканчивать фразы, ее голос каждый раз угасал, словно она на ходу теряла веру в собственные слова. Родерик чувствовал, что она усердно отгоняет прочь предположение об убийстве, и не столько из страха, сколько потому, что в ее представлении сама эта мысль отдает дурным вкусом.
— Иначе говоря, вы считаете, что они подозревают мисс Оринкорт необоснованно и сэр Генри умер естественной смертью?
— Вот именно. Нисколько не сомневаюсь, что их утверждения — вымысел чистой воды. Себя-то они, конечно, уверили, что это правда. А на самом деле у них просто очередной заскок.
— Но такое объяснение плохо увязывается с тем фактом, что в чемодане мисс Оринкорт нашли банку с крысиным ядом.
— Значит, должно быть другое объяснение.
— Мне пока приходит в голову только один вариант — банку подкинули нарочно, но если мы согласимся с этой гипотезой, то из нее вытекает другой, не менее серьезный вывод: кто-то прилагает усилия, чтобы ни в чем не повинного человека заподозрили в убийстве. А это уже само по себе преступно и…
— Нет-нет! — воскликнула она. — Вы не понимаете Анкредов. Они так увлекаются собственными фантазиями, что не думают о последствиях. Эту злосчастную банку могла положить в чемодан горничная, а может быть, она попала туда вообще по нелепому недоразумению. Может быть, она валялась на этом чердаке бог знает сколько лет. Анкреды вечно делают из мухи слона. Прошу вас, мистер Аллен, не слушайте вы их, потому что все это чепуха! Пусть опасная, пусть идиотская, но все равно чепуха!
