Пьер Сувестр - Пустой гроб
Отступив еще дальше, Фелисите процедила сквозь зубы:
— Благодарствую, милейший, не на такую напали! Существуют правила, и нарушать их никому не дозволено. Доктор Дро отдыхает, будить его я не стану Я ведь уже сказала вам: до одиннадцати утра профессор не принимает.
С решительным видом Фелисите повернулась к посетителю спиной.
— Доброй ночи, — буркнула она.
Медсестра собралась удалиться, но в ту же секунду ее словно пригвоздил к земле пронзительный крик.
— Сударыня, сударыня, — заклинал ее незнакомец, — умоляю вас… откройте мне, так надо.
Он вцепился в прутья решетки и стал сотрясать их, пытаясь силой проникнуть в лечебницу.
На сей раз Фелисите побелела от ужаса.
«Так и есть — взломщик», — решила она.
И хоть ноги под ней подгибались, старая медсестра припустила бегом.
Не успела Фелисите пробежать и десяти метров, как позади нее раздался страшный грохот: обезумевшему от ярости незнакомцу удалось-таки выломать решетку.
— Боже праведный! — на бегу выдохнула Фелисите. — Успеть бы добежать до дома!
Думала она только об одном: промчаться сквозь парк, взобраться по ступенькам, закрыться в большом павильоне на два оборота ключа.
Так силен был в ней профессиональный инстинкт, что Фелисите не звала на помощь — она боялась разбудить больных.
Старуха бежала со всех ног, но молчала.
Она была и трусливой, и храброй в одно и то же время.
Вся сцена продлилась не более нескольких секунд. Не успела Фелисите отбежать подальше от решетки, как снова услышала страшный шум и сразу догадалась, в чем дело: незнакомец спрыгнул вниз на обледенелую землю.
В ту же минуту она услышала, как ее зовут.
Незнакомец кричал ей во все горло:
— Да остановитесь вы, безумная старуха!.. Бог ты мой, говорю вам: я не убийца, я должен во что бы то ни стало…
Фелисите припустила еще пуще.
Увы! Что могли ее старые ноги — ведь опасность все равно бежала быстрее.
Фелисите неслась со всех ног, но скоро поняла, что незнакомец настигает ее.
«Пропала», — подумала медсестра.
Она резко остановилась, скрестила на груди руки и приготовилась к удару ножа или, не дай бог, револьверному выстрелу.
Однако ничего подобного не последовало. В нескольких метрах от нее преследователь остановился.
Он принялся осыпать ее проклятиями.
— Где это видано! Совсем с ума спятила, старая дура! Да не бойтесь вы, видите — я стою на месте. Не убийца я, черт возьми! Я честный человек, речь идет о больной…
При слове «больная» Фелисите сразу приободрилась.
Само собой, когда дело касается больного, все простительно. Старая Фелисите давно работала медсестрой, повидала немало мук и страданий, знала бессчетное число страшных, невероятных историй.
Фелисите привыкла, что смерть в лечебнице — постоянная гостья, была свидетельницей самых мучительных агоний, самых невероятных выздоровлений; со временем она пришла к мысли, что болезнь все оправдывает и что в отчаянии человек может вести себя самым непредсказуемым образом.
Немного успокоившись, старая медсестра спросила:
— Если вы пришли из-за больной, черт возьми, надо было так и сказать. Кто эта больная?
Незнакомец не торопился с ответом.
— Я не могу вам этого сказать. Сначала я должен повидать профессора Дро.
И вдруг мужчина рухнул перед ней на колени — прямо здесь, в саду.
— Прошу вас, — молил он, — не будем терять времени, хватит препираться, вы же видите, черт возьми, я не убийца, идите же за профессором. Клянусь, я заплачу, сколько нужно, я готов на все, но я непременно должен его увидеть…
Теперь Фелисите совсем успокоилась.
«Чудак какой-то», — подумала она.
Фелисите очень любила это слово и вкладывала в него самые неожиданные оттенки.
Чудаком был для нее и слишком взволнованный, беспокойный родственник, и глубоко равнодушный друг, и откровенно циничный наследник.
— Чудак! — еще раз повторила Фелисите.
Наконец она решилась:
— Чудно вы ведете себя, сударь, но в общем-то это неважно… Раз вы пришли по поводу больной, я не могу на вас сердиться, встаньте с колен и следуйте за мной, я узнаю, сможет ли профессор Дро принять вас.
Не отставая от медсестры ни на шаг, незнакомец уже через несколько минут попал в небольшую приемную, обстановка в которой была более чем скромной: здесь руководствовались требованиями гигиены и не задумывались об элегантности.
На полу не ковер, а линолеум, мебель без обивки. Простая, деревянная белая мебель, покрытая слоем краски, которую, как нетрудно догадаться, ежедневно старательно отмывали хозяйственным малом.
— Присаживайтесь, — распорядилась медсестра, — а я пойду справлюсь.
Незнакомец вошел в приемную, снял шляпу, вздохнул; Фелисите тем временем исчезла.
По правде сказать, поручение, которое согласилась исполнить Фелисите, было не из приятных.
Что верно, то верно: в любое время дня и ночи профессор Дро был в распоряжении больных. Когда какой-нибудь сложный случай или неожиданное осложнение требовали его присутствия, он тут же спешил к постели больного.
Правда, это вовсе не означало, что ему нравилось, когда его поднимали ночью.
Подобно всем людям умственного труда, этот великий труженик, человек науки, нуждался в продолжительном сне.
Чаще всего он так уставал, что мгновенно засыпал как убитый, и пробуждение было для него сущим мучением.
Фелисите, работавшая в лечебнице не первый день, давно разгадала слабое место Поля Дро; недовольно ворча, направилась она к телефонному аппарату, по которому можно было срочно связаться с профессором.
Дожидаясь ответа, она долго крутила ручку и кричала бесчисленные «алло».
Наконец, профессор проснулся. До медсестры донесся его сонный голос:
— Алло! Что вам угодно? Что случилось? Это вы, Фелисите?
— Это я, господин доктор. Прошу извинить за беспокойство, но здесь какой-то господин непременно хочет повидать одну больную. Он взломал решетку, проник в сад, грозится разбудить вас. Он говорит, дело срочное, обещает любые деньги, если вы согласитесь принять его… Вы придете?
На другом конце провода профессор Дро ничего не понимал.
— Что вы там плетете? — ответил он. — Кто этот господин? Какую больную он хочет видеть? Узнайте у него поточнее, что он хочет.
Фелисите упорно продолжала стоять на своем:
— Видели бы вы его, господин профессор, он молчит, как рыба, мне не удается вытянуть из него ни словечка… Похоже, он хочет иметь дело только с вами, вас-то он и требует… Так вы идете, господин доктор?
