Джон Карр - Четыре орудия убийства
— Не знаю, месье.
— Вспомните. Он задел вас плечом в тот момент, когда вы помогали ему снять плащ. Что было надето у него под плащом?
— Говорю вам, месье, не знаю! В тот момент он как раз потерял равновесие и плечом сбил с моего носа очки. Может быть, он сделал это специально. Но все выглядело так естественно. Так по-настоящему.
А-а, подождите! Я вспомнила, какие на нем были брюки. Английского фасона. Его еще называют «оксфордский мешок». Вот в чем причина! Вот почему…
— Почему вы приняли его за англичанина? Вы сказали, что мужчина говорил с вами на английском. Вы уверены, что это его родной язык? Он говорил без акцента? Сами-то вы хорошо говорите на английском?
Горничная в растерянности захлопала ресницами и покраснела:
— Месье, наверное, нет. Но он много раз называл меня Гортензией, а французы так мое имя не произносят.
Банколен довольно хмыкнул, чем вызвал недоумение окружающих, он заметил это, но продолжал расспрашивать горничную как ни в чем не бывало:
— Вы говорите, что потерю равновесия он не изображал. Что заставляет вас так считать?
— Я слышала, как он шаркнул по паркету ногой. Я даже попыталась его поддержать.
— Очень хорошо. Ну что ж, пока забудем о нем и перейдем к мадам Клонек. Вы сказали, что она приехала в начале двенадцатого. Что вы взяли ее чемоданы и провели мадам в комнату. Вы разложили ее вещи, приготовили ванну, а потом помогли одеться. Скажите, сколькими банными полотенцами она пользовалась?
— Какого черта! — тихо буркнул Дуглас.
От острого слуха Банколена не ускользнуло это замечание. Но опытный сыщик продолжал гнуть свою линию.
Куртис был согласен с Дугласом. Он не понимал, куда клонит Банколен. Но решил промолчать. Все-таки уважаемый сыщик, наверное, знает, что делает…
— Банными полотенцами, месье? — переспросила Гортензия. — Ну, двумя. На одном мадам стояла, а другим вытиралась.
— Что вы потом с ними сделали?
— С чем?
— С полотенцами. — Банколен был само терпение.
— Отнесла их в спальню и бросила в корзину для грязного белья. Месье, а почему вы об этом спрашиваете?
Банколен посмотрел на инспектора полиции и щелкнул пальцами. Тот кивнул и вышел. Через минуту Дюран вернулся.
— В корзине три полотенца, — доложил он. — Два из них до сих пор влажные. Третье сухое. Но на нем кровь.
— Продолжайте, Гортензия, — нахмурившись, попросил Банколен. — Скажите, что мадам надела после ванны?
— Вечернее платье. Черное с серебряными блестками. Черные чулки и туфли.
— Где сейчас это платье?
— В туалетной комнате. В гардеробе. Я заметила его, когда утром проходила через комнату.
С тем же отсутствующим взглядом Банколен направился в туалетную комнату. Он открыл гардероб, где на тоненьких плечиках висели платья убитой. Перебрав их, сыщик нашел черное вечернее платье в блестках. Рядом с ним висел персикового цвета халат. На полу возле дверцы стояли несколько пар туфель, а в нижнем ящике лежали чулки.
— Проклятье! — ругнулся Банколен и подошел к туалетному столику.
Его отражение в зеркале хорошо было видно стоявшему в дверях Куртису.
Сыщик посмотрел на открытую баночку с кремом. Крышка от нее лежала на столике рядом. Он отставил в сторону стульчик, заглянул под столик, затем за него, пересмотрел все вещички на столе. Закончив тщательное обследование данного предмета мебели, Банколен подошел к двери, ведущей в коридор, и проверил ее. Дверь оказалась запертой изнутри. Покачивая головой, Банколен вернулся на прежнее место.
— Скажите, мадемуазель, — вновь обратился он к горничной, — мадам была женщиной аккуратной? Она любила чистоту?
— О, месье, даже очень.
— Хм… Сейчас я задам вам вопрос. Прошу вас отнестись к нему очень серьезно. Ваш точный ответ может все прояснить. Так сказать, снять с дела об убийстве мадам Клонек пелену таинственности. Вы долгое время прислуживали ей. На ваш взгляд, мадам разделась сама или ее сначала убили, а потом раздели?
Гортензия радостно вскрикнула, ее глазки засветились в готовности следовать исключительно справедливости.
— Так вам, месье, и это надо знать? Хорошо, я отвечу. Конечно, мадам разделась сама. Это я вам говорю, как ее бывшая горничная. Есть много признаков, по которым я могу судить, чего касались ее руки.
Возьмем, к примеру, ее чулки. Ну, те, что она вчера надевала. Так вот, у нее особая манера складывать чулки. Так их никто не складывает. Или вот еще ее вечернее платье. Мадам всегда вешает его на плечики, на дюйм сдвинув влево. Это потому, что у мадам одно плечо чуть-чуть выше другого. О, у нее много было привычек, о которых мне известно. Нет, месье, что бы вы ни говорили, а мадам точно разделась сама.
— Можете поклясться на суде?
— Да где угодно, месье.
Лицо Банколена просветлело.
— Тогда вернемся к тому времени, когда вы оставили ее одну. В тот момент на ней было черное платье в блестках. Она попросила принести маленькую бутылку шампанского «Редерер» и приготовить легкий ужин, который мистер Дуглас должен был принести наверх. Она сказала, что после этого вы можете ложиться спать? Отлично. В доме было много шампанского?
Гортензия удивленно посмотрела на него:
— Не знаю, что месье понимает под словом «много». Несколько бутылок шампанского стояло в холодильнике, а не там, где им положено, — в погребе.
Ричард вдруг отметил про себя интересную вещь. Как ни странно, но каждый раз, когда речь заходила о шампанском, голос горничной становился звонче. Он с любопытством взглянул на Банколена.
По выражению его лица Ричард попытался определить, во-первых, заметил ли сыщик такую странность поведения Гортензии и, во-вторых, имеет это хоть какое-то значение для распознания убийцы. Или нет?
А горничная тем временем продолжала:
— Были еще три большие бутылки десертного, две или три бутылки сухого вина. А вот маленькая бутылка «Редерера», его мадам очень любила, была всего одна. Эту бутылку я ей и принесла.
— Ту, которая пропала?
— Да. Во всяком случае, они ее не нашли. Бутылка была в ведерке со льдом. Вон в том, что на столе.
Ральф Дуглас кашлянул, чем привлек к себе всеобщее внимание.
— Подождите! — взволнованно воскликнул он. — Если Гортензия ничего не перепутала с напитками, то это означает, что их за последние сорок восемь часов заменили. Я был здесь в пятницу утром. В тот день в холодильнике стояли только шесть маленьких бутылок «Редерера». Других напитков там не было. Куртис, вы помните, что я вам говорил?
— Прекрасно, месье, — нервно выпалила Гортензия. — Да, конечно, я опять вру.
