Михаил Михеев - Неожиданная встреча
Я дождалась своей очереди и вошла.
За большим гладким, как у закройщицы, столом сидела приветливая молодая женщина, я поглядела на нее и разочарованно подумала, что «горячий» след, похоже, никуда меня не привел. Подала женщина «Паркер», назвала цену.
— Так дорого?
— Импортная,— пояснила я.— Всемирно известная фирма. С золотым пером. На любителя.
— Понимаете, я в магазине недавно. Наш главный оценщик в отпуске. Но вы подождите минутку. Он в отпуске только с сегодняшнего дня. Я ему позвоню. Он опытный товаровед и, конечно, уже встречался с подобными вещами.
Она искренне хотела мне помочь. Я присела на стул. Возле телефонного аппарата лежала затертая картонка с номерами телефонов сотрудников торгового управления и вообще нужных людей и учреждений. Она провела пальцем по номерам, повторив вслух фамилию, затем номер телефона… и пока она звонила, я повторила этот номер несколько раз, уверенная, что записывать его мне не придется.
— Это из комиссионного магазина… Владислав Витальевич… ах, его нет… будет позднее. Извините меня, пожалуйста.
Она положила трубку, повернулась ко мне. Но я уже узнала, что хотела узнать. Я поблагодарила женщину и ушла. Она не поняла, за что я ее благодарю, и несколько недоуменно и озадаченно поглядела мне вслед.
Я вышла из магазина на улицу.
«Поменьше действуйте — побольше думайте!» Я действовала целый день и решила, что настало время подумать. А где было удобнее всего думать, как не на морском берегу.
Тяжелые тучи затягивали небо, дул холодный ветер, слегка штормило. Купальщиков не было. Кое-где на берегу сидели одинокие фигуры, поглядывая на море. Я выбрала место у самой границы прибоя. Тяжелые волны накатывались на берег, с шипением гасли, оставляя на гравии чуть заметный пенистый след.
Поразмышляв пять минут, я убедилась, что мой сегодняшний успех вопросов не убавил.
Скорее, наоборот.
Когда Башков несколько дней тому назад произносил слова сожаления и раскаяния — я ему верила. Тогда он был искренним — я не ошибалась.
Я ошиблась, когда подумала, что это раскаяние будет длительным, стойким. Слишком крепко держала его липкая паутина стяжательства, привычного эгоизма, чтобы он свернул с пути — с волчьего следа, по которому шел все последние годы.
Полковник Приходько решил подождать с арестом Башкова. Теперь я понимала: полковник был куда дальновиднее, нежели я, решив, что, оставаясь пока на свободе, Башков будет нам более полезен.
И вот Башков привел меня к Щуркину…
Опасаясь слежки, Башков на всякий случай разыграл этюд с пиджаком. Чтобы иметь повод для встречи и — вероятнее всего — что-то с пиджаком передать.
Что?
Письмо? Вряд ли… Можно думать — деньги. Но зачем он вез их через всю страну, да еще с риском, что его задержат по дороге?
На этот вопрос ответа не находилось. Видимо, здесь мне придется спросить самого Башкова. Или — Щуркина…
Море равнодушно подкатывало к моим ногам волну за волной. Я огребла горсточку гравия и сердито швырнула в воду.
Что же из себя представляет Щуркин?…
4
Дома Ирина Васильевна пожаловалась, что не может купить свежей рыбы на завтрак. Что местные рыбаки обленились, предпочитают ходить за рыбой не в море, а в соседний «Гастроном», что их вполне устраивает скумбрия в томатном соусе или рыбный паштет.
Ирина Васильевна долго говорила о том, какую рыбку она едала раньше, и надоела мне несказанно.
Наконец она захватила хозяйственную сумку и ушла.
Господи! Какой простой, и бесхитростной, и бездумной может быть жизнь…
Я присела к телефону и позвонила по номеру, который узнала в комиссионном магазине. Разумеется, у меня был адрес Щуркина, но для предстоящего разговора нужна была нейтральная обстановка.
Мне ответил молодой женский голос:
— Владик! К тебе опять из комиссионки. Когда они оставят тебя в покое, человек в отпуске…
Голос не мог принадлежать Эмилии — Милочке Щуркиной, дочь позвала бы отца иначе. Вероятно, это была его жена.
«Щуркин у телефона!»
Чуть смешалась, услыхав этот спокойный бесцветный голос — будущего противника, с которым мне предстоит начать словесную пока схватку.
— Я приехала из Новосибирска. Очень нужно с вами встретиться. Не могли бы вы подойти к комиссионному магазину?
— А в чем дело?
Он чуть помедлил с вопросом, я чуть замедлила с ответом:
— Видите ли, это не телефонный разговор.
По напоминанию о Новосибирске Щуркин мог догадаться, что разговор пойдет о делах его бывшей жены. А если он, в свою очередь, ещё связан с её делами, то не может быть уверен в неуязвимости и своего положения, поэтому любая информация в этом направлении должна будет его заинтересовать.
Он же сообразительный человек и должен это понять.
На этом я и строила свой расчет. Даже при самом надёжном алиби любой преступник постоянно испытывает опасения — не осталось ли за ним каких-либо не замеченных им следов.
Щуркин мог отказаться от встречи. Сказать, что ему некогда, что он уезжает, да мало ли что можно придумать. В той игре, какую я начинала, все козыри были в его руках. И если он откажется от встречи со мной, придется мне переписывать свою роль, и новый вариант неизбежно будет хуже первого.
От его ответа зависело многое, и я невольно затаила дыханье.
— Хорошо!— услыхала я.— Приду через полчаса.
До комиссионного магазина было минут пятнадцать ходьбы, у меня оставалось время, чтобы еще раз продумать предстоящий разговор. С полковником Приходько мы сочинили только весьма приблизительную схему, дальнейшее будет зависеть от того, как поведёт себя при встрече Владислав Витальевич. А судя по всему, он не из тех людей, которых можно водить за нос или напугать.
Он, конечно, уже знает об аресте своей жены и подготовился на случай, если им заинтересуются работники ОБХСС.
Единственное, чего он не мог предусмотреть,— моего появления.
Что-то не очень спокойно я себя чувствовала. Разговор предстоял нелегкий, пожалуй, труднее, нежели в свое время с Башковым.
Возле комиссионного магазина шныряли какие-то «жучки» в потрепанных пиджаках, молодые люди в простроченных куртках и джинсах «Вранглер» или «Большой Джон».
Я разглядела Щуркина еще на другой стороне улицы. Он мало изменился с того времени, когда кто-то из его родных или знакомых нажал на спуск фотоаппарата. Пожалуй, выражение его лица стало еще более расплывчатым и скрытным. Пока он переходил улицу, я успела подумать, что в жизни он, вероятно, придерживался иных методов защиты, нежели Башков; если тот мог позволить себе риск, идти напролом, то Щуркин предпочитал прятаться в нору и действовать исподтишка, из-за угла.
