Стелла Чиркова - Счастье жить
Дима играл так, что жюри вытирало слезы. Он получил премию, грант на издание своих пьес и удостоился чествования в Москве. На концерте в зале Чайковского Анастасия была потрясена контрастом между остальными победителями и своим сыном. Дима оказался самым маленьким, самым худеньким, его чистенькая, идеально выглаженная одежда выглядела самой бедной. Анастасия решила пойти работать, чтобы покупать Димочке только лучшее, а там постепенно деньги начнут сыпаться на семью благодаря его гению.
Диме предложили учиться в Москве. Он поступил в Гнесинку, оказался самым молодым студентом в ее стенах. Анастасия, не выдержав разлуки с сыном, тоже поехала в Москву. Снимала комнату в каком-то вьетнамско-китайском общежитии, продавала на рынке одежду (у нее неожиданно открылся талант к торговле) и все деньги отдавала Димочке.
А Димочка неожиданно открыл в себе то, что много лет безуспешно пытался найти в сыне Володя, — мужские качества. Ему стало неприятно, что Анастасия пытается контролировать каждый его шаг, постоянно гладит и целует, пытается защищать от педагогов и сверстников, сюсюкает, как с младенцем. Дима в четырнадцать лет заработал первые деньги и почувствовал себя взрослым. У него появились первые друзья — здесь, в Гнесинке, никто не дразнил его маменькиным сынком и профессором кислых щей. Здесь интересовались его мнением, хвалили, звали после лекций посидеть вместе в баре. Взрослая жизнь, нелегкая учеба, новые товарищи и перспективы манили куда сильнее, чем материнская истовая, слепая, эгоистичная любовь.
Дима впервые поссорился с Анастасией, когда его пригласили на день рождения.
— Конечно, ты не пойдешь, — уверенно сказала мама, — они не могут быть тебе интересны потому, что ты гений, а это — так, толпа, быдло.
— Мама, — отрезал Дима, — мои друзья — не толпа и не быдло. И я пойду на день рождения к Леше потому, что мне с ним интересно.
Анастасия рыдала всю ночь, не понимая, почему сын вырос неблагодарным, не оценил ее жертву, принесенную на алтарь его гениальности. Она вспоминала бессонные ночи, когда качала маленького Димочку на руках и пела ему песенки, вспоминала, как покупала фрукты и сладости только Димочке — потому что жили на алименты и пособие, Анастасия ведь не могла пойти работать и оставить сына чужим людям.
Со следующей премии Дима купил матери шубу. Повел ее в какой-то московский магазин и выбрал нарядный полушубок из енота.
— Мама, ты у меня такая красивая. Совсем еще молодая, никто не поверит, что у тебя взрослый сын.
Анастасия покраснела и чуть не заплакала от счастья.
— Тебе бы замуж выйти. С твоей внешностью отхватишь самого лучшего мужика, сто процентов.
Замуж Анастасия не хотела. Она не хотела расставаться с Димочкой, желала быть с ним двадцать четыре часа в сутки, смотреть, как он спит, готовить для него, провожать его на концерты, ездить с ним на гастроли. А если выходить замуж — придется заниматься своим домом, может быть, продолжать ненавистную, хотя и прибыльную торговлю. Анастасия предпочитала роль матери гения — за пятнадцать лет Димочкиной жизни она убедилась, что создана для этой профессии.
А Дима хотел избавиться от навязчивой материнской опеки. Он не хотел расстраивать и обижать Анастасию, понимал, что она жила его жизнью и старалась дать ему лучшее, но не был готов взамен посвятить ей свою жизнь и делать все, как хочет мама.
Почти два года сын противостоял материнской заботе. Летом приходилось тяжелее всего, поскольку Анастасия с Димой возвращались в Переславль, Дима скучал по друзьям, скучал по вечеринкам, по общению, по более-менее вольной московской жизни. К этому времени Дима научился виртуозно врать, ловко переводить разговор на другую тему, соглашаться с мамой, но делать по-своему и в результате избегать ссор.
Во второй раз Дима поссорился с матерью, когда к нему пришла любовь. Он догадывался, что Анастасии не понравится ни одна избранница и ни одна потенциальная невеста, потому что эта девушка будет претендовать на сокровище. Ни одна девушка не покажется Анастасии достойной ее гениального сына, и вообще, зачем жениться до тридцати-тридцати пяти, пока окончательно не встанешь на ноги, к тому же семья отнимает время у музыки — все мамины аргументы Дима знал наизусть.
И тем не менее летом, во время визита в родной город, Дима влюбился с первого взгляда. Девушка была удивительной — с тонкими чертами лица, с богатой мимикой, красивой летящей походкой и приятным голосом. Он увидел ее — и сразу понял, что хочет во всех смыслах слова — хочет для себя, хочет навсегда, хочет, чтобы она принадлежала ему, и только ему. Дима не умел обращаться с женщинами, не умел ухаживать, не умел нравиться — но с нею нашел общий язык сразу, все получилось легко, само собой — разговорились, понравились друг другу, она сказала, что не против, если он как-нибудь еще зайдет. В общем, Дима воспринял удачу как знак того, что это и есть его суженая.
Матери пришлось рассказать — скрывать такое было невозможно.
— Как ее зовут? — недовольно спросила Анастасия. — Сколько ей лет и чем она занимается?
— Ее зовут Иветта, — мечтательно ответил Дима, — потрясающее имя, правда? Я не знаю, сколько ей лет, — около двадцати пяти, наверное.
— Двадцать пять? — Анастасия уронила полотенце и повернулась к сыну. — Зачем тебе старуха? Тебе еще и восемнадцати нет, а она уже перевалила за четвертак. У нее и кожа несвежая, и мужиков небось сто штук перебывало.
— Нет, мама, она не такая. У нее свежая кожа, и вряд ли перебывало сто штук мужиков, она очень красивая и удивительная.
— Где ты вообще ее нашел? Чем она занимается?
— Я встретил ее в баре. Она работает официанткой.
Анастасия поняла, что жизнь рушится и летит куда-то под откос. Ее гениальный мальчик, ее потрясающий сын, который должен перевернуть мир и стать лучшим, вдруг влюбился в какую-то грязную вокзальную девку. Анастасия представила грудастую толстозадую официантку в белом переднике, с красными намалеванными губами, жующую жвачку и плюющую семечки.
— У нее наверняка есть ребенок, — сказала она каким-то задушенным голосом.
— Не знаю. Какая разница? Главное, что она не против встретиться со мной еще. По крайней мере, когда я спросил, можно ли я буду еще приходить и общаться с ней, она сказала, что, конечно, приходите.
Материнское сердце сразу подсказало верное решение. Бесполезно взывать к затуманенному разуму сына. Надо спасать его другим способом — пойди к наглой подавальщице и напугать ее так, чтобы та не посмела и сунуться к мальчику.
На следующий же день, пока Дима покупал продукты, Анастасия заявилась в бар. И с порога потребовала хозяина. Девочки позвали Марию.
