Луиз Пенни - Что скрывал покойник
Гамаш внимательно слушал. Ему было по-настоящему интересно, хотя он и не был уверен, что рассказ имеет какое-либо отношение к расследованию.
— Однако на предприятии Кей Томпсон все обстояло по-другому. Не знаю, как ей это удавалось, но она умудрялась держать этих парней в руках. Никто из них не осмеливался ссориться с Кей, — с восхищением заключила Руфь. — Энди Зелински со временем стал бригадиром. Он был прирожденным лидером. Джейн влюбилась в него, хотя, должна признаться, почти все мы сходили по нему с ума. Эти его здоровенные ручищи и обветренное лицо… — Гамаш почувствовал, что сейчас она не видит его; мыслями Руфь унеслась в далекое прошлое. — Он был крупным мужчиной, но при этом нежным. Нет, не так, это неподходящее слово. Порядочным, вот. Он мог быть жестким, даже жестоким иногда. Но не злобным. И еще он был чистым. Он него пахло мылом «Айвори». Он приходил в город вместе с другими лесорубами с лесопилки Томпсон, и они отличались от прочих тем, что от них не воняло протухшим медвежьим жиром. Кей, должно быть, драила их щелоком.
Гамаш подумал о том, что как же низко была опущена планка, если для того, чтобы понравиться женщине, мужчина всего лишь не должен был пахнуть медвежьим жиром.
— И вот на танцах в честь открытия окружной ярмарки Энди выбрал Джейн. — Руфь умолкла, погрузившись в воспоминания. — Все равно не понимаю, — призналась она. — Я хочу сказать, Джейн была славненькой и все такое. Мы все любили ее. Но, откровенно говоря, она была страшной, как смертный грех. Вылитое пугало.
Руфь громко расхохоталась, так ее развеселил созданный ею образ. Впрочем, она была права. У молоденькой Джейн было вытянутое лицо, которое, казалось, мчится впереди нее, словно тянется за чем-то, длинный нос и скошенный подбородок. Кроме того, она страдала близорукостью, хотя ее родители наотрез отказывались признать, что могли произвести на свет ребенка, который не был совершенством, и посему просто не обращали внимания на ее слабое зрение. Это лишь подчеркивало ее ищущий взгляд, когда она изо всех сил вытягивала шею, пытаясь рассмотреть окружающий мир. У нее вечно было такое выражение лица, словно она хотела спросить: «Это и вправду съедобно?» А еще молодая Джейн была круглолицей и полнощекой. Такой и осталась на всю жизнь.
— По какой-то неведомой причине Андреас Зелински выбрал ее. Они танцевали вдвоем весь вечер. Это надо было видеть. — Голос Руфи стал жестким.
Гамаш попытался представить молодую Джейн, невысокую, чопорную и полненькую, танцующую с огромным мускулистым лесорубом.
— Они полюбили друг друга, но ее родители все узнали и положили этой истории конец. Поднялась изрядная шумиха. Джейн была дочерью главного бухгалтера мукомольни Хедли Миллз. Немыслимо, чтобы она вышла замуж за простого лесоруба.
— Что же случилось? — не мог не спросить он.
Она взглянула на него так, словно удивилась тому, что он еще здесь.
— A-а, Энди умер.
Гамаш вопросительно приподнял брови.
— Успокойтесь, инспектор Клозо, — небрежно обронила Руфь. — Произошел несчастный случай в лесу. На него упало дерево. Куча свидетелей. Такое случается постоянно. Хотя, конечно, тогда ходили романтические сплетни о том, что у него было разбито сердце и он проявил умышленную небрежность. Дерьмо собачье. Я ведь тоже его знала. Она ему нравилась, может быть, он даже любил ее, но уж чокнутым его никак нельзя было назвать. Время от времени всех нас кто-нибудь бросает, но мы ведь не убиваем себя. Нет, это был типичный несчастный случай.
— А что же Джейн?
— Она уехала учиться в колледж. Через пару лет вернулась с дипломом учительницы и стала работать в здешней школе. В пансионате, здание под номером шесть.
На руку Гамаша упала тень, и он поднял голову. Рядом стоял мужчина тридцати с небольшим лет, светловолосый, подтянутый, одетый с той подчеркнутой небрежностью, которая присуща моделям из каталога «Лэндз Энд». Он выглядел усталым, но готовым оказать помощь и содействие.
— Прошу прощения, что заставил вас ждать. Меня зовут Оливье Брюле.
— Арман Гамаш, старший инспектор отдела по расследованию убийств, Сюртэ, Служба общественной безопасности Квебека.
Гамаш не видел этого, но на лице у Руфи проступило изумление. Она явно недооценивала своего собеседника. Оказывается, он большой начальник! А она назвала его «инспектором Клозо», хотя это было единственное оскорбление, которое она смогла припомнить.
После того как Гамаш договорился об обеде для своей бригады, Оливье повернулся к Руфи:
— Как поживаешь? — И осторожно коснулся ее плеча.
Она поморщилась, словно обжегшись.
— Бывало и хуже. Как дела у Габри?
— Не так чтобы очень. Ты ведь знаешь Габри, у него вечно душа нараспашку. — Вообще-то иногда Оливье казалось, что Габри так и родился вывернутым наизнанку.
Перед тем как Руфь ушла, Гамаш получил краткое жизнеописание Джейн. Кроме того, он узнал имя ее ближайшей родственницы. Племянница, которую звали Иоланда Фонтейн, агент по торговле недвижимостью, жила и работала в Сен-Реми. Он взглянул на часы. 12:30. Городок Сен-Реми находился в пятнадцати минутах езды на автомобиле. Он еще может успеть побывать там до обеда. Сунув руку в карман за бумажником, он увидел выходящего из бистро Оливье и решил, что стоит попытаться одним выстрелом убить двух зайцев.
Схватив с вешалки плащ и шляпу, он заметил маленький белый ярлычок на одном из крючков. И тут до него дошло, что показалось ему странным и необычным в этом бистро. Надевая плащ, он огляделся по сторонам, обвел внимательным взглядом столы, стулья, зеркала и прочие предметы обстановки. На каждом из них висел ярлычок-ценник. Это был магазин. Здесь продавалось все. Можно было съесть рогалик и купить тарелку, на которой вам его подали. Гамаш испытал прилив удовольствия оттого, что ему удалось решить маленькую загадку. Несколькими минутами позже он сидел в машине Оливье, которая увозила их в Сен-Реми. Было совсем нетрудно убедить Оливье подвезти его. Владелец бистро горел желанием оказаться полезным.
— Будет дождь, — заметил Оливье, когда машина запрыгала по ухабам дороги.
— А завтра похолодает, — добавил Гамаш.
Оба мужчины согласно кивнули. Через пару километров инспектор снова заговорил:
— Какой она была, мисс Нил?
— Я до сих пор не могу поверить в то, что кто-то убил ее. Она была замечательным человеком. Добрым и отзывчивым.
Подсознательно Оливье ставил знак равенства между тем, как люди жили, и тем, как они умирали. Подобное всегда производило на Гамаша неизгладимое впечатление. Почти всегда люди ожидали, что если ты был хорошим человеком, то и кончина твоя будет достойной, и что убивают только тех, кто этого заслуживает. И уж конечно, зверски убивают только тех, кто этого заслуживает вдвойне. Потаенный и невидимый, здесь присутствовал лейтмотив, который говорил, что те, кого убивают, в какой-то степени и каким-то образом сами напрашивались на это. Вот почему убийство человека, которого все считали милым и добрым, вызывало такой шок. Возникало ощущение, что произошла какая-то чудовищная ошибка.
