Эрл Гарднер - Дело о пустой консервной банке
– Артурчик, разве можно так говорить о своей родной тете?
– А прошлым вечером, – с жаром продолжал Артурчик, – я искал словарь и не мог его найти. Пошел вниз, чтобы узнать, не Ребекка ли его взяла, а она наговорила Стилу обо мне с три короба – она не имеет права этого делать.
– Ты слишком впечатлительный, – пожалела сына миссис Джентри. – Она, вероятно, вообще о тебе ничего плохого не говорила.
– Прямо не говорила! Я все слышал, все – и о том, как ты переживаешь, что я страстно увлечен женщиной старше меня, и о том… – Неожиданно Артурчик задохнулся в потоке слов, его лицо побледнело. – В общем, чертовски много она наговорила, – неожиданно закончил он.
– Мистеру Мейсону, – сказала миссис Джентри, – нет интереса выслушивать нашу семейную перебранку, Артурчик. Мы пришли сюда… не для того, чтобы…
– А я уже достаточно взрослый, чтобы выйти из-под вашей опеки и зарабатывать самому, – перебил он мать. – И мне не нужно работать у папы в магазине. Я вполне отрабатываю те деньги, которые он мне дает. И даже больше того. Я сам могу себя содержать. Я уже взрослый.
– Я так боюсь, – с мольбой посмотрела на адвоката миссис Джентри. – Ведь Артурчика не было в комнате, когда прогремел выстрел, а он все утверждает, что был, но я-то знаю, что это не так. Знаю, что полиция обнаружила отпечатки пальцев в квартире Хоксли, и я… Нет, я только хочу, чтобы Артурчик сам сказал правду, вот и все. Так, чтобы я знала, чего ожидать.
– Вы имеете в виду отпечатки пальцев, измазанных в краске? – спросил Мейсон.
Она кивнула.
– Говорю тебе, – безнадежно посмотрел на мать Артурчик, – я уже был в постели.
Миссис Джентри поняла, что ей самой придется говорить то, что должен был сказать сын.
– Я знаю, он был с этой стенографисткой, Опал Санли, и он клянется, что проводил ее домой около полуночи. Боюсь, мистер Мейсон, он заявляет это, чтобы… ну, чтобы обеспечить ей алиби. Послушай, Артурчик, ты как раз поднимался по лестнице в комнату, когда раздался выстрел. Ведь так? Ты взял свой фонарик и пошел вниз по ступенькам посмотреть.
– А я думал, – сказал Артурчик, – ты снова говоришь, что меня не было в моей комнате.
– Когда я заглядывала туда, тебя не было. Даже постель была не разобрана. Но я слышала, что кто-то крадучись шел по коридору, а потом и по лестнице.
– Говорю же, на тебе не было очков, и ты ошиблась…
– Но ведь все говорят, что выстрел был в тридцать пять минут первого.
– Ух!.. – тяжело вздохнул Артурчик. – Раз ты была без очков, значит…
– Так что ты считаешь, что выстрел произошел в одиннадцать тридцать пять? – прервала его миссис Джентри.
– Ну конечно, если меня не было в комнате… Нет, погоди… – Он что-то мысленно прикидывал в голове. – Да, конечно, правильно. Выстрел произошел в одиннадцать тридцать пять.
– Артур, – твердо сказала она, – это ты перепутал время. Ты думаешь, что сможешь обеспечить ей неплохое алиби, утверждая, что это произошло в одиннадцать тридцать пять.
Артур вскочил.
– Оставь меня в покое! – вне себя закричал он. – Ты утомила меня! Ты всегда искажаешь факты, чтобы убедить меня в том, что я только и делаю, что думаю об Опал. Неужели ты не можешь вообще не впутывать ее в это дело?
Миссис Джентри взглянула на Мейсона. Тот, не повышая голоса, но намеренно придав ему солидный, сугубо деловой тон, сказал:
– Садись, Артур. Я хочу с тобой поговорить.
Глаза Артура и адвоката встретились. Молодой человек, немного поколебавшись, неуверенно присел на краешек стула.
– Впервые ты столкнулся с трагедией в жизни – убийством. – Мейсон не отрывал взгляда от лица Артурчика. – У меня же их были десятки. Я не знаю многого о мисс Санли. И давно замечаю, что ты пытаешься ее всеми правдами и неправдами выгородить. А тебе не приходило в голову, что самым верным способом обратить беспощадный, враждебный свет рампы всеобщего внимания на нее было бы искажение истины, твоя попытка отвести от нее подозрения?
Выражение лица Артура Джентри неожиданно изменилось: то, что сказал адвокат, его явно заинтересовало.
– Я вас не совсем понимаю… – начал было он.
– Ты замалчиваешь или искажаешь факты, чтобы не впутывать во все это Опал Санли, – сказал Мейсон. – И ты очень скоро убедишься, что не только вовлек ее в это дело, но представил обстоятельства в неблагоприятном для нее свете.
– Что это за неблагоприятный свет? – вдруг взъерошившись, спросил Артур Джентри.
– Порядочные люди, – отчеканил Мейсон, – даже ради женщин не говорят неправды, когда идет следствие об убийстве. Ты понимаешь меня?
– Не вполне.
– О тебе у меня складывается неплохое впечатление. И в глазах общественности ты будешь выглядеть вполне приличным молодым человеком. Но, однако, все будут считать, что побуждения, которыми ты руководствуешься, чтобы сказать неправду для выгораживания женщины, наверное, более серьезны, чем ты стараешься их представить. Не желаю с тобой спорить, уговаривать, – продолжал Мейсон. – Я сообщил тебе факты. Если ты намерен втянуть Опал Санли в это дело, хочешь скомпрометировать ее, хочешь, чтобы в газетах о ней судачили на разные лады как о женщине, старше тебя по возрасту и водившей за нос молодого парня… Ну что ж…
Джентри вскочил со стула, словно боец, готовый по первому же сигналу гонга ринуться на противника.
– Нет, вы не смеете так говорить, – закричал он, – вы не сделаете…
Мейсон молча поднял руку, призывая к спокойствию.
– Больно бьет по самолюбию, да? – спросил он. – А больно потому, что ты знаешь, что это – правда. Ну, что ты хочешь сказать мне теперь? А?
– Ничего, – внезапно снова замкнувшись в себе, ответил молодой Джентри.
– Ну хорошо, – сказал Мейсон. – А теперь уходи! Я тебе сказал, что не намерен спорить. Я сказал тебе все. И то, что я сказал, справедливо, поскольку, словно кислота, разъедает ложь. Единственное, чего она не в силах преодолеть, – это чистоты правды. Мои слова будут будить твою совесть, пока не победят фальшь и не доберутся до истины. И тогда ты чистосердечно признаешься своей матери или мне, только после этого тебе станет легче… А теперь я занят. У меня больше нет времени разговаривать с тобой. До свидания.
Джентри, готовый к сопротивлению, когда мать ввела его в кабинет адвоката, теперь, казалось, был ошеломлен этим неожиданно пришедшим освобождением.
– Как, – удивлению его не было границ, – я же еще не сказал…
– Извини, Джентри, – поднялся с кресла Мейсон. – У меня нет времени, чтобы тратить его впустую. Можешь не утруждать себя дальнейшими разговорами, пока серьезно не обдумаешь все, что я сказал. Счастливо, миссис Джентри. Дайте мне знать, если захотите видеть меня снова.
