Майк Эшли - Новые приключения Шерлока Холмса (сборник)
– Какие перспективы у больных?
– Некоторые выживают. Но из тех, у кого, как и у принца, дело дошло до пневмонии, таких немного.
– Пневмония, – хмуро повторил Холмс. – Значит, в лучшем случае он на несколько дней полностью выпадет из жизни. А нет никакого лекарства, чтобы быстро поставить его на ноги? У нас каждый день на счету. Да что там, даже несколько часов могут все изменить – и тогда решится судьба сотен, тысяч человек.
– Ну, кое-какой эффект оказывают инъекции морфия, – ответил я. – Но больше предложить ничего не могу.
– Тогда делайте ему эти инъекции, доктор! Я надеялся, что принц придет в себя хоть ненадолго и сможет вспомнить хоть что-нибудь, что помогло бы мне с этим ребусом, но… – Холмс протянул мне лист бумаги.
Я непонимающе уставился на ряды согласных букв.
...P M B F D R C S T C N
R W N T D H S T V S N
C Y C R S S S G N R R
F N T W H D R L S L B
D R T G T H C T K F M
R M T N H N N T T P H
R S M C P N T T R N P
N L T Y N V W T N L T
B N C C D N F C G V H
D J K N L M L N P B Q
R S R T T V Y W X W W
– Вы что, хотите сказать, что вот это – последнее из писем президента США?
– Думаю, да, – кивнул Холмс. – Оно написано на бумаге американского производства; принц держал его в закрытом внутреннем ящике стола; вне всякого сомнения, письмо зашифровано.
– Тогда что же искал принц? Может, он просто бредил?
– Вовсе нет, доктор. Он потерял – вернее, не заметил, что этот предмет унес с собой граф Гоффенштейн, – ключ к шифру, которым они с президентом пользовались при переписке. Принц всегда держал листок с ключом во внутреннем кармане. Видимо, он как раз достал его, собираясь прочесть последнее письмо, когда граф, оттолкнув Ганса, практически ворвался в комнату. Неизвестно, знал ли граф о том, что всего несколько минут назад принц получил очередное послание от президента. Впрочем, я все-таки склоняюсь к тому, что знал. Я не сомневаюсь, что граф воспользовался полубессознательным состоянием принца и стащил лист с того места, куда тот его в забытьи положил. Для человека вроде графа это – детские игры на лужайке, – заметил Холмс.
Я вновь обратил свой взор на зажатый в руке листок, все такой же непонятный и загадочный.
– Но как выглядел этот ключ к шифру?
– Скорее всего, это был лист слегка прозрачной бумаги того же размера и формы и так же расчерченный на квадраты, в которых были буквы, использованные в оригинальном письме лишь для отвода глаз. Наложив лист с ключом на шифровку, мы бы увидели буквы, которые составляли истинное послание.
– Но тут же нет гласных, – заметил я.
– А они и не нужны. – Холмс почиркал в блокноте и протянул его мне. – Можете прочитать вот это?
Он написал: “HLMSNDWTSN”.
– Холмс и Ватсон, – без труда расшифровал я.
– Вот именно.
Я вновь обратил свое внимание на расчерченную страницу:
– Без ключа нам ведь не удастся расшифровать послание, верно?
– Но попытаться все же стоит. Единственное, что меня беспокоит, – страшная нехватка времени. Впрочем, у нас есть и кое-какие преимущества.
– Это какие же? Не вижу ни одного.
Холмс постучал по левому уголку письма сверху и правому снизу.
– Мы знаем, что это письмо отправил американский президент немецкому канцлеру. Так как две первые буквы – “PM”, а две последние – “WW”, – можно предположить, что они означают “Принц Макс” и “Вудро Вильсон”.
– Не так уж это и много.
– Кроме того, мы можем сделать еще пару выводов. Во-первых, язык, на котором написано послание. Так как принц великолепно знает английский, а немецкий президенту незнаком, то можно заключить, что переписка велась именно на английском. Кроме того, эти двое прекрасно разбираются в хитросплетениях политической жизни, а вот в тонкостях шифрования – вряд ли. Значит, ключ к шифру должен быть достаточно простым. Во-вторых, надо учитывать, в каких сложных обстоятельствах им приходилось переписываться. Я уверен, что граф Гоффенштейн – не единственный шпион, следивший за их тайной перепиской. Поэтому можно предположить, что такой код использовался ими всегда, а значит, в коротких письмах лишние клетки заполнялись произвольно. Вы можете заметить, что в последних трех строках присутствуют все буквы алфавита, расставленные по порядку. Мы еще не побеждены, доктор. Пока у нас есть работа, мы на коне.
С этим я спорить не стал, хотя и испытывал определенные сомнения по поводу наших шансов на успех. Заглянув к принцу, я увидел, что он пытается встать с постели, и вколол ему очередную дозу морфия.
Это его быстро успокоило. Однако время от времени приступы возобновлялись: его тело сводило судорогой, взгляд начинал беспокойно метаться по комнате, и принц хрипло стонал “Ну где же… где… где…”, насколько ему хватало дыхания. Эти симптомы исчезли после второй инъекции. Принц дышал с трудом, лицо его покраснело еще больше. Он весь горел. Хорошо это было или плохо, но он приближался к кульминационной, кризисной точке болезни.
Без Ганса я бы в эти часы не справился. Он беспрекословно выполнял любые мои приказания. И хотя казалось, ничто не способно помочь больному, я все же решил прибегнуть к простому испытанному средству – на протяжении часа попеременно ставить ему на грудь и поясницу горячие и холодные примочки.
Если Ганс не был занят сменой примочек, то стоял у постели своего господина, внимательно следя за каждым его движением и прислушиваясь к каждому стону. Я же уснул в кресле у камина; и если наяву я думал только о пациенте, то во сне меня одолевали бесконечные ряды согласных букв.
Первые буквы письма значили “Принц Макс”. Но что же тогда скрывали остальные буквы первой строчки – “BFDRCSTCN”? Я никак не мог обнаружить в послании зашифрованное имя или титул кайзера, хотя мне казалось, что поведение внука королевы Виктории должно было стать главной темой письма.
А ведь пока он не взглянет правде в глаза и не признает безоговорочное поражение Германии и пока военные не откажутся от истового исполнения присяги на верность (похвальное поведение, вот если бы еще человек, которому принесли присягу, ее стоил!), война не окончится и будет терзать нас еще долгие недели, если не месяцы. А значит, на каждом фронтовом медпункте будут проливаться реки крови – и это будет кровь тех счастливчиков, что не умерли сразу и были в состоянии выдержать дорогу до медицинских оазисов.
Где-то ближе к вечеру я зашел в кабинет, чтобы сообщить о ходе болезни Холмсу: принц продолжал бороться за жизнь. Для него, как и для всего нашего мира, настал самый темный час, и до рассвета было еще далеко. Холмс все так же сидел за столом, склонившись над заполненным буквами листком. Над ним висело голубое облако дыма – Холмс курил трубку. Я вернулся к принцу.
