Семён Клебанов - Настроение на завтра
— Жаль, что не умею стенографировать, — заметила Мартынова. — Интересно! Можно печатать без правки.
Мягков усмехнулся.
— Дальше будет посложнее. Правка потребуется. Вам же все про хорошее надо… Но от сладкого тоже изжога бывает. Напомните редактору.
— Попробую… — шутливо ответила Мартынова.
— Я знал, что Старбеев обязательно спросит меня, вернется к давнему разговору. Но я не ожидал, что все произойдет так скоро. Мы сидели в столовой и долго беседовали. Он умница, все обдумал. Самое интересное: он не отверг моих возражений. Он принял все мои доводы. И этим обезоружил меня.
— Расскажите подробней.
— Я крушил монотонность, однообразие, автоматизм действий, говорил, что мне будет тоскливо, неинтересно. Я стану придатком машины… А он распалился и сказал: «А кто нам мешает исключить однообразие, нарушить монотонность, усложнить простоту?» Я спросил: «Кому это нам?» Старбеев ответил: «Мне, тебе и тем, кто придет…» Себя он ставил первым… Да, он еще сказал: «Я буду рядом». Вот как повернул дело.
— И вы согласились, Юрий Васильевич?
— Нет!
— Почему?
— Надо пережить свой ответ. Не люблю, когда язык решает. Не зря бытует поговорка: «Язык мой — враг мой».
— Судя по вашему рассказу, вы не сможете отказать.
— В том-то и дело, что могу. Такой уговор. Вот и размышляю… Место в жизни. Простые слова. А за ними столько вопросов. Как бы не обмануться. А вдруг Старбеев уйдет, что тогда? Мыльный пузырь!
— Не согласна.
— Цех без начальника не останется. — Мягков насторожился. — Какой он человек? Вот вопрос.
— В таком случае вы, Юрий Васильевич, берете эту ношу на себя.
— Но я многого не знаю. Нужна подготовка.
— Вот и подходим к месту в жизни. — Голос Мартыновой окреп. — Значит, вы будете учиться. Это одна ступенька. Вы заставите учиться своих товарищей. Вторая. Вы включите в новое дело инженеров, программистов. Третья. А четвертая ступенька — вы станете заметной фигурой производства. А это уже престиж не нынешний, а новый, завоеванный… После нашего крутого разговора…
— Не нашего, а моего, — перебил Мягков. — Стыдно вспомнить.
— Я часто думала… Боль всегда трудно перенести. Я ведь тоже иду не по гладкому асфальту. Приехала в чужой город. Живу в общежитии… Много ступенек надо пройти, чтобы заметили твое перо. Уговариваю себя: держись. Сделала выбор — будь верна. Как бы тяжко ни было. Я завидую вам. У меня еще нет своего Старбеева. — Помолчав, она спросила: — Вам можно доверить тайну?
— Вы можете, — подчеркнуто сказал Мягков.
— Это касается вас.
— Можете! — решительно подтвердил Мягков.
— Звонил Старбеев. Он просил поговорить с вами. Сказал, что я могу повлиять на ваше решение. Почему он пришел к такому выводу, не знаю. Но я согласилась.
— Вот как!
— Вы очень нужны делу, Старбееву. Я поняла это еще тогда, во время первой встречи. Старбеев назвал вас… Вы должны ценить его доверие.
— Судьба, — взмолился Мягков, — пошли мне такую защитницу. Неужели я хуже других!
— Юрий Васильевич, вы просили судьбу послать вам такую защитницу. Я не знаю, по плечу ли мне эта роль… Но я благодарна Старбееву. Я поняла: ему не безразлично и мое дело. Он беспокоится, каким будет мой старт. Хотя можно объяснить по-другому. Мол, наши деловые интересы сомкнулись, поэтому он и повел меня по своей дорожке. Нет, не соглашусь с таким выводом. Безвестной журналистке он поведал свою боль. Это честный, смелый шаг. И вот сейчас мы с вами, Юрий Васильевич, в одинаковом положении. Переживаем предстартовую лихорадку. В спорте есть такая болезнь. Может случиться, что вы покинете старт. У вас есть на это право. А я не могу.
— Почему? — спросил он. Его взор застыл на ее лице.
— Потому что в блокноте есть первая строка рассказа о Мягкове… Я обязана дописать его. Независимо от того, каким будет финал… Плохой или хороший. Геракл ежедневно таскал на своих плечах бычка. Так рождается сила. Надо, чтобы каждый из нас таскал бычка.
— Ну что ж, потащим. А где его достать? Гераклу было легче…
— Простите, я замучила вопросами. Это хлеб журналистов. Но я должна подготовиться и к плохому финалу.
— Вы торопите события.
— Нет… Чем больше знаешь отрицательного, тем труднее написать хорошее. Значит, будет интересный материал. Я так жду этого дня. — И, поглядев на руки Мягкова, сказала: — У вас пальцы пианиста. Длинные. На правой руке ссадин больше, чем на левой. Почему?
— Правая — активная. Левая — ведомая. Вы любознательная.
— Такая профессия.
— На всю жизнь одна. Вам хорошо… А вот я привычное должен оставить. Разумно ли?
— Вы, наверное, слышали про генерального конструктора Исаева. Я прочитала о нем интересную книгу. Он был выдающийся ученый, работал и дружил с Королевым. И вот что любопытно… Всю свою жизнь он искал свое призвание. Он сменил около десяти, точно не помню, профессий. Каждому делу отдавался целиком. И это продолжалось до счастливой поры, когда он связал свою жизнь с космосом. Наконец-то он обрел место в жизни. И вот я думаю… Привычное укладывает жизнь в определенные рамки… Оно замыкает круг. Поэтому и допытываюсь о плохом. Чтобы перо не скользило, когда буду рассказывать о хорошем… У вас много друзей?
— Нет, не много… Есть товарищи.
— В чем разница?
— Дружбе, как и стали, нужна хорошая закалка. Это делает время. Я еще молодой.
— Говоря о Потапове, вы сказали, что он человек с локтями. Уточните мысль.
— Неужели не ясно! — Мягков усмехнулся и, быстро раздвинув сомкнутые руки, мощно задвигал локтями, словно пробивал себе путь.
— Очень доказательно изобразили… Можно еще вопрос?
Мягков кивнул.
— Как вы относитесь к славе?
— Это не по адресу… Как сказать?.. Тех, кто этого достоин, очень уважаю.
— Завидуете им?
— Нет. Больше всего обеспокоен, чтобы себя не опозорить. Вы как-то сказали, что я хитрый. Это не так. Хвалиться не буду, но люблю докопаться до истины. Иногда твою доверчивость так заарканят, что поминай как звали… А вы, Нина Сергеевна, хитрая. Но по-своему.
— Это как по-своему?
— Пробиваетесь к результату вроду бы окольным путем. Загоняете меня в угол, я это чувствую, а взбрыкнуть не могу.
— Давайте обострим интервью, — сказала Мартынова.
— Обостряйте. Только прямо и откровенно.
— Я не умею обманывать. Такой у меня порок. — Мартынова вздохнула и сказала: — Представьте, что к вам пришла не Мартынова, а Мартынов… Николай Сергеевич… Все случилось бы так же?
— Случилось бы по-другому.
— Я знала, что вы так ответите. Точнее… Я хотела, чтобы вы так ответили.
