Жорж Сименон - Мегрэ и привидение
— Видите ли, господин Йонкер, меня особенно поразила одна деталь, вернее, две аналогичные детали. В дверях ателье врезан замок не изнутри, а снаружи: это не совсем обычно, — сказал Мегрэ. — А пока вы говорили со мной, я обратил внимание, что и в той комнате, о которой шла речь, замок снаружи…
Удивительное совпадение, не правда ли?
— Удивляйтесь на здоровье, господин Мегрэ. Вы, как вошли в дом, так и не перестаете удивляться! Еще бы, наш образ жизни вам в диковинку. Куда уж тут понять?
— Как видите, я стараюсь по мере сил, — вздохнул Мегрэ.
Мадам Йонкер протянула комиссару ключ. Он взял его и направился к закрытой двери. Супруги Йонкер не двинулись с места; они напоминали сейчас две статуи, выставленные в огромной мастерской.
Мегрэ открыл дверь.
— Так когда же вы открывали эту дверь в последний раз?
— Это неважно, — бросил Йонкер.
— Вас, мадам, почему — вы, наверное, догадываетесь, я не прошу заходить сюда, но вас, сударь, я попросил бы подойти поближе…
Голландец направился к Мегрэ, изо всех сил стараясь сохранить свое обычное достоинство.
— Заметьте, пол здесь чист, ни следа пыли. Это во-первых! Притронетесь к полу — и вы убедитесь, что кое-где паркет еще сырой — стало быть, пол мыли недавно… Кто-то убирал эту комнату сегодня утром или самое позднее вчера ночью. Спрашивается — кто?
— Во всяком случае, я никого сюда не посылала, — услышал Мегрэ голос Миреллы. — Можете спросить об этом у горничных. Разве что муж распорядился, Комната оказалась небольшой. Из ее единственного окна, как и в мастерской, открывался вид на Париж. Старенькие цветастые занавески были перепачканы краской. В некоторых местах на них сохранились еще цветные отпечатки пальцев. Комиссар готов был поклясться, что кто-то малевал здесь пальцем и вытирал потом руки о занавеску.
В углу стояла железная кровать с матрацем, но без простыней и одеяла.
Однако внимание Мегрэ привлекли прежде всего стены грязно-белого цвета, сверху донизу покрытые рисунками, мягко говоря, весьма фривольного свойства.
«Заборная живопись, — мелькнуло у Мегрэ, — как в общественной уборной».
— Не смею предположить, — сказал он едко, — что эти рисунки дело рук вашей бывшей подруги. Впрочем, вот тот женский контур сразу опроверг бы эту гипотезу…
На стене в указанном месте красовался контур Миреллы, набросанной несколькими жирными штрихами. Надо было отдать справедливость неизвестному художнику: набросок выглядел куда более живо, чем некоторые старые полотна в салоне.
— Ждете объяснений? — спросил Йонкер.
— Да нет, зачем же… Ведь вы сами сказали, что ваш образ жизни мне в диковинку. Кое-что у вас мне и впрямь никогда не понять. Но все же я почти убежден, что даже, как вы говорите, люди вашего круга удивились бы, увидев эти… хм! фрески среди ваших бесценных полотен.
Поморщившись, комиссар продолжал осматривать комнату. Рядом с кроватью на стене он заметил вертикальные зарубки, которые напоминали ему своеобразные календари заключенных на стенах тюремных камер.
— Здешний жилец, — сказал он, — как видно, с нетерпением ждал, когда его выпустят отсюда. Вон даже дни считал!
— Я вас не понимаю.
— А кто рисовал на стенах — вы тоже не знаете?
— Я как-то заглянул в эту комнату…
— Давно это было?
— Несколько месяцев, я вам уже говорил… Поверьте, я сам был неприятно удивлен, увидев эти рисунки. Отлично помню, как закрыл тогда дверь и забросил ключ на шкаф…
— В присутствии жены? — усмехнулся Мегрэ.
— Этого я не помню…
— Мадам, вам было известно о рисунках на стенах?
Мирелла утвердительно кивнула.
— И какое же впечатление произвел на вас ваш портрет?
— Ну какой там портрет! Так, набросок. Для этого большого таланта не требуется…
— Не хотите, значит, говорить, кто это рисовал. Что ж, я подожду.
Воцарилось молчание. Мегрэ, не спрашивая разрешения, вытащил из кармана трубку.
— Пожалуй, все же мне лучше вызвать своего адвоката, — пробормотал голландец. — Я не силен во французских законах и не знаю, имеете ли вы право допрашивать нас подобным образом.
— Воля ваша, но учтите, если вы тут же, не сходя с места, не ответите толком на мой вопрос, то со своим адвокатом вам придется говорить уже у меня на Кэ-дез-Орфевр, ибо я буду вынужден немедленно отвезти вас туда.
— Без ордера на арест?
— Не беспокойтесь! Если потребуется, ордер будет у меня на руках через полчаса… И комиссар направился к телефону.
— Постойте!
— Кто жил в этой комнате?
— Это старая история… Может быть, мы спустимся теперь и продолжим этот разговор за бокалом вина? Я не прочь бы и закурить, но сигары остались внизу…
— Ну что ж, извольте, но при условии, что мадам Йонкер пойдет с нами…
Она первая направилась по лестнице усталой походкой приговоренной, за ней пошел Мегрэ, замыкал шествие Йонкер.
— Здесь? — спросила Мирелла, когда они вошли в салон.
— Нет, лучше в моем кабинете.
— Что будете пить, господин Мегрэ?
— Пока ничего…
Она уже заметила стаканы на письменном столе и поняла, что до этого комиссар пил вместе с ее мужем. И Мегрэ не сомневался, что его теперешний отказ она восприняла как признак нарастающей угрозы.
За окнами темнело. Голландец зажег свет, затем налил себе Кюрасао и вопросительно посмотрел на жену.
— Нет, я предпочитаю виски… Йонкер сел первый, приняв точно такую же позу, как час назад.
Жена со стаканом виски в руке осталась стоять.
— Два или три года назад… — начал любитель живописи, отрезая кончик сигары. Комиссар перебил его:
— Заметьте, вы никогда не указываете точно время действия. С тех пор как я здесь, вы еще не назвали ни одной даты, ни одного имени, кроме имен давно умерших художников… Я только и слышу от вас «рано», «поздно», «под вечер», «с неделю, с месяц назад».
— Видимо, потому, что точное время меня не волнует. Я не чиновник и не обязан в определенный час являться на работу, к тому же до сегодняшнего дня мне еще не приходилось ни перед кем отчитываться в своих действиях, ответил голландец.
Он явно пытался снова перейти в наступление, но его барское высокомерие казалось теперь напускным. И Мегрэ уловил неодобрительный и тревожный взгляд, брошенный Миреллой на мужа.
«Видно, детка, ты по опыту знаешь, что с полицией шутки плохи, — подумал комиссар. — Любопытно, где и когда тебе довелось впервые иметь с нами дело?
В Ницце, во времена твоей молодости? Или в Лондоне?»
— Хотите — верьте, хотите — нет, господин Мегрэ: два или три года назад меня познакомили с одним молодым художником. Человек большого таланта — он жил в потрясающей нищете; ему случалось ночевать под мостом и питаться объедками…
