Адриан Дойл - Неизвестные приключения Шерлока Холмса
— Но, сэр… — возразил было мистер Бакстер.
— Нет, нет, мистер Бакстер, с вами я пока говорить больше не буду. У меня возникла всего лишь рабочая гипотеза, и есть в ней одна загвоздка. — Холмс нахмурился. — Самое главное теперь — выяснить, в какую именно игру играли фигуры в этом музее. От этого зависит все.
И вот мы с Сэмюелем Бакстером и его хорошенькой внучкой вышли в промозглую ночную тьму. Несмотря на протесты мисс Бакстер, ровно через десять минут мы оказались в «Комнате ужасов» у игорного стола.
Здоровяк по имени Роберт Парснип, явно неравнодушный к прелестям мисс Бакстер, зажег газовые лампы под запыленными стеклянными шарами-абажурами. Но этого мерцающего голубоватого света оказалось недостаточно, в комнате по-прежнему царил полумрак, и ряды восковых фигур выглядели как-то особенно зловеще. Точно выжидали, когда посетитель отвернется, чтобы прикоснуться к нему длинными бледными пальцами.
Выставка восковых фигур мадам Топин слишком хорошо известна, и нет нужды описывать ее. Но меня неприятно удивил экспонат под названием «История преступления». Сцена выглядела особенно живо по краскам и исполнению; достоверность ей придавали и костюмы восемнадцатого века, парики и маленькие шпаги. И если бы я действительно был грешен в том, на что шутливо намекнул Шерлок Холмс, то непременно ощутил бы угрызения совести.
Пригнувшись, мы пролезли под металлическими перилами и приблизились к фигурам игроков.
— Черт побери, Нелли, не трогай эти карты! — воскликнул мистер Бакстер, не на шутку озабоченный вторжением в его владения. Со мной он говорил куда вежливее: — Послушайте, сэр, вот видите? У старого шулера в руке девять карт. А у молодого джентльмена ровнехонько шестнадцать.
— Слышите? — вдруг испуганно шепнула девушка. — Там, наверху, как будто кто-то ходит!..
— Ерунда, Нелли, это же Боб Парснип. Больше некому.
— Нельзя сказать, что карты на столе лежат в беспорядке, — заметил я. — Вот эта небольшая кучка перед «молодым джентльменом» и вовсе не тронута. Двенадцать карт лежат у его локтя…
— Да, а девятнадцать возле старика. Странная игра, доложу я вам, сэр!
Я согласился с ним и, внутренне передергиваясь от прикосновения к холодным восковым пальцам фигур, начал складывать карты в заранее помеченные конверты, спеша поскорее убраться из этого неуютного и душного помещения. Наконец мы снова вышли на улицу, и, несмотря на робкие протесты мисс Бакстер и ее деда, я нанял кеб до дома. Перед этим возница высадил из него какого-то в стельку пьяного господина.
Я с радостью вернулся в теплый и уютный дом моего друга. Но, едва войдя в кабинет, с неудовольствием увидел, что Холмс поднялся с дивана. Опираясь на костыль правой рукой, он стоял у письменного стола с зажженной лампой под зеленым абажуром и рассматривал раскрытый атлас.
— Довольно, Уотсон! — резко оборвал он мои возмущенные крики. — Конверты у вас? Прекрасно! Так, давайте-ка их сюда… Благодарю. В руке старого шулера, восковой фигуры, сидящей спиной, было девять карт, верно?
— Поразительно, Холмс! Откуда вы знаете?
— Элементарная логика, друг мой. Теперь посмотрим.
— Минутку, — упрямо возразил я. — Недавно вы говорили, что неплохо было бы обзавестись костылем. Так откуда, позвольте спросить, он у вас взялся? Да и костыль какой-то странный. Похоже, сделан из легкого металла и так и сверкает при свете лампы…
— Да, да. Он уже был у меня.
— Уже был?
— Он сделан из алюминия, и это своего рода память об одном деле, за которое мой личный биограф еще не успел прославить меня. Я уже говорил вам, но вы, видно, забыли. А теперь сделайте одолжение, забудьте об этом костыле. И давайте наконец посмотрим карты. О, прекрасно, просто великолепно!
Появись вдруг перед ним все сокровища Голконды, он, пожалуй, пришел бы в меньший восторг. Холмс обрадовался и немного удивился, когда я начал рассказывать ему, что видел и слышал.
— Как? Вы еще ничего не поняли?.. Прошу, возьмите эти девять карт, Уотсон. Разложите их на столе в том же порядке и называйте вслух, по мере того как раскладываете.
— Валет бубен. — Я начал выкладывать карты на стол под лампу. — Семерка червей, туз треф… Господи, Холмс!
— Так вы тоже заметили?
— Да. Здесь два туза треф, один идет за другим.
— Ну разве не прелестно? Но вы насчитали пока всего четыре карты. Осталось еще пять. Продолжайте.
— Двойка пик, — произнес я, — десятка червей… Боже милостивый, здесь еще один, третий туз треф и два валета бубен!
— И что из этого следует?
— Кажется, я начинаю понимать, Холмс. Музей мадам Топин знаменит тем, что все его экспонаты максимально приближены к реальности. Восковая фигура старика изображает заядлого шулера, обманывающего молодого человека. Ну, и для достоверности еще один небольшой штрих. Они показали, что в руке у него фальшивые карты, с помощью которых он обыгрывает этого юношу.
— Вряд ли это можно назвать небольшим штрихом. Любой мало-мальски опытный игрок вроде вас, Уотсон, непременно насторожился бы, увидев, что на руках у победившего его противника не менее трех валетов бубен и целых три туза треф.
— Верно.
— Далее. Если пересчитать все карты — те, что находятся на руках, и те, что лежат на столе, — получится пятьдесят шесть. Иными словами, на четыре штуки больше, чем в обычной колоде.
— Но что все это означает? Где следует искать ответ?
Атлас лежал на столе, на том самом месте, где оставил его Холмс, когда я передал ему конверты. Он схватил его, неловко повернулся, застонал, оперся на свой странный костыль и снова открыл книгу.
— «В устье Темзы, — начал цитировать Холмс, — на острове…»
— Но, Холмс, я же спрашивал, где искать ответ на нашу проблему.
— Это и есть ответ.
И тут вместо объяснений он потребовал, чтобы я немедленно шел спать наверх, в старую свою комнату, и не желал слышать никаких возражений. Взволнованный и заинтригованный, я думал, что не засну. Однако усталость взяла свое, заснул я как убитый, и когда спустился утром к завтраку, было почти одиннадцать.
Шерлок Холмс уже позавтракал и снова расположился на диване. Я похвалил себя за то, что успел чисто побриться, поскольку друг мой был поглощен беседой с очаровательной мисс Элеонор, чья робость исчезла от непринужденности его манер.
Я хотел позвонить, чтобы принесли бекон и яйца, но, заметив озабоченное выражение лица Холмса, передумал.
— Мисс Бакстер, — начал он, — поскольку целостность моей гипотезы нарушает одно обстоятельство, пора сказать мне одну очень важную вещь… Какого черта?..