Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось
Чем Люду привлек павильон? Левым лимонадом? Левыми булочками? Директор пожал плечами, ничего не разгадав, и махнул рукой. Но как настоящий торговец знал: если человек чего–то очень хочет, значит, согласен платить. Глупо лениться и не поднять деньги, которые валяются прямо под ногами, даже если это не тысячи.
— Роман Романыч, я насчет павильончика…
— В тресте мы говорили… В сущности, они не возражают… — Рауса поднял кверху два пальца, потом подумал, что Люда его еще поймет не так, и добавил: — Сотни…
— Хорошо, хорошо… Завтра?..
— Завтра я почти весь день на работе.
Гражданка Людмила Пожарецкая заявилась в милицию со слезливым признанием: по состоянию здоровья была вынуждена просить администрацию «Ореанды» перевести ее на другую работу. Директор предложил место буфетчицы, но потребовал пять тысяч, которые она, не сознавая, что делает, ему вручила. Почему сумма с трех тысяч вдруг выросла до пяти? Да чтоб справедливо было: «Запорожец» тоже подорожал, и теперь ей, может, долго придется ждать, пока с бандита Раусы взыщут всю сумму. А если бы ее денежки лежали в сберкассе, то получила бы еще и проценты… Не так ли? Люда с Юркой ни минуты не сомневались в том, что деньги с Раусы взыщут и они свое получат обратно.
— У вас есть свидетели?
— Нет, но он требует опять… Двести рублей…
Затем последовало почти хрестоматийное мероприятие работников внутренних дел. Невидимыми чернилами на ассигнациях написали «Взятка Р. Раусе», и Люда вручила деньги директору, после чего Раусу без шума арестовали и увели. Когда деньги, обнаруженные в кармане директора, в его же присутствии обрызгали специальным химическим раствором, на них отчетливо проступили слова «Взятка Р. Раусе». От испуга и удивления у директора отвисла нижняя челюсть.
Когда же в ресторане узнали, кто и каким образом заложил директора, Люда с перекошенным от злобы лицом закричала:
— Такому прямая дорога в тюрьму! У нас в стране правильные законы и я вас, жлобов, всех на чистую воду выведу!..
Людмила Пожарецкая была материально ответственным лицом за посуду.
Вдруг у нее стали пропадать тарелки и рюмки. Понемногу, но каждый день. Люда пристально следила за официантами и работницами кухни, пожаловалась Леопольду, но не помогло.
Стоимость исчезнувшей посуды у Люды вычли из зарплаты, но она почему–то не подняла шум, как раз наоборот — стала тише воды, ниже травы.
Не помогло и это — посуда все пропадала. У Люды снова вычли из зарплаты. Тогда Пожарецкая написала заявление об уходе и уволилась по собственному желанию.
Следователь испытывал странное чувство, ибо допрашиваемый вел себя странно.
Следователь неторопливо вынимал из папки документы и раскладывал их на небольшом и простом, как школьный, письменном столе, в котором недоставало ящиков — просто они были здесь не нужны, зато ножки стола были крепко привинчены к полу, как и у обеих табуреток.
Помещения для допросов были переоборудованы из бывших камер–одиночек, снаружи по коридору взад–вперед ходила стража, изредка заглядывая в окошечки дверей.
Роман Романович вынул из кармана ватника пачку сигарет «Pall Mall» и, не спросив разрешения, закурил.
— Я привык к хорошим сигаретам, от дрянного табака по ночам у меня разыгрывается кашель…
Оправдывается?
Рауса откинулся было назад, забыв, что у табуретки нет спинки. Тогда заложил ногу за ногу. И следователь подумал: бывший директор «Ореанды», видно, мысленно сидит в своем кабинете, как в часы приема посетителей.
— Вы уже получили заключение из психиатрической больницы?
— Еще нет, — отвечал следователь.
— Что–то долго возитесь — не уложитесь в срок! Что касается меня, то заявляю, что к Мелнаве претензий не имею. Если судить объективно — ничего не случилось. Лично я считаю, что девчонка совершила преступление в состоянии аффекта. Я много над этим думал и иначе объяснить ее поведение не могу. Я делал Ималде только добро. Даже уволил для ее же блага — чтобы она не оказалась одна против всего коллектива.
Бывший директор, видно, и впрямь так думал — он даже не заметил недоумения в глазах следователя.
— Кто звонил в «скорую помощь»? Я проверил — вызов по адресу Ималды Мелнавы зарегистрирован.
— Если бы ее отвезли в больницу, все от этого только выиграли бы. И прежде всего — она сама! Дальнейший ход событий неопровержимо доказывает это.
— Может, я неясно сформулировал вопрос?
— Вы подозреваете, что звонил я? — Раусу, казалась, эта мысль развеселила. — С вашего позволения… — он закурил еще сигарету. — Признаюсь, я не догадался! Полагаю, что звонивший наверняка так и останется в ваших бумагах «неизвестным лицом». Может, это был кто–то из «Ореанды»… Если индивид противопоставляет себя коллективу, он обречен на проигрыш!
— Да, а если коллектив противопоставил себя обществу?
От этих слов Рауса буквально рассвирепел, подскочил, но тут же сел на место.
— А что общество выиграло? Что? В этой самой «Ореанде»? Нерегулярно, но до меня все же доходят сведения о переменах там… Программа варьете ниже всякой критики, помещения убирают и посуду моют кое–как, из старых официантов осталось всего несколько человек, а новые не умеют и не хотят прилично обслуживать, кухня стряпает невкусно, потому что качество продуктов из рук вон плохое. Хороших продуктов им не видать!.. Ведь надо уметь работать с людьми, надо каждого заинтересовать! Для посетителей вечер в «Ореанде» уже не праздник, а испытание нервной системы: им приходится слышать не только косвенные, но и прямые оскорбления! Вот чего, вы, слуги закона, добились, вот он, ваш подарок обществу!
— Мы уклонились от темы! — сухо сказал следователь. Он знал, что Рауса прав. Знал и то, что много еще таких людей, кто убежденно говорит: «У нас честно работать невозможно, наша честность даже не выгодна — еще одно лишнее бремя для общества!» И есть должностные лица, которым удобно слышать подобные мнения, — благодаря им и возникают легенды об объективных причинах. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Усталый человек медленно поднялся по лестнице на шестой этаж.
Открыл дверь, у порога разулся, не спеша переоделся в испачканный известкой комбинезон, переобул туфли и, недолго поразмыслив, сложить или не сложить из газеты колпак, решил работать без него. Зашел в кухню, помешал в ведре синтетической клей для обоев — он уже достаточно разбух, — осмотрел свои орудия труда, выстроенные красивым рядком вдоль стены: шпатели, разные кисти, пакетики с сухой краской, клещи, рубанок, молотки.
Выбрал широкую кисть, взял ведро с клеем и, осмотрев углы потолка, — не надо ли подбелить? — направился в комнату.
