Станислас-Андре Стееман - Последний из шестерки
Сантер и Перлонжур увидели, как детектив сунул правую руку в карман пиджака и двинулся вверх по лестнице.
Долгое, время они стояли неподвижно, затем Перлонжур осторожно приблизился к телу Нестора Грибба, ревностно охраняемому полицейским.
С минуту он молча смотрел на него, потом прошептал:
– Бедняга!
– Жан! – заговорил, в свою очередь, Сантер. И голос его дрогнул.
Перлонжур повернулся к нему.
– Что?
– Надо… Нам надо защищаться! Жернико был прав. Придет и наш черед… Нам надо защищаться, Жан.
Тут как раз снова появился месье Венс.
– Я так и думал, – молвил он, сделав рукой неопределенный жест. – Крыша…
Казалось, он сам был удручен.
– Мне с трудом верится, что все происходило именно так, как вы нам объяснили, – не выдержал вдруг Сантер. – Неужели и в самом деле нет другого объяснения?
Месье Венс пристально посмотрел на него.
– Есть, – неожиданно сказал он. – Есть и другое… Но оно настолько ужасно, что я отказываюсь принимать его…
Бросив сигарету, которую он все это время не выпускал изо рта, месье Венс машинально раздавил ее каблуком и закончил свою мысль:
– По крайней мере, в настоящий момент.
ГЛАВА XIII
ФРИДА НА ВСЮ ЖИЗНЬ
– Молока?
– Нет, спасибо. – Лимон?
– Да, пожалуйста.
Сказав это, Сантер наклонился, со страстным любопытством вглядываясь в Асунсьон… Стало быть, ее очарование всегда будет предметом его неустанного восхищения?
Молодая женщина подошла к нему с чашкой в руках. Пять лет скитаний в условиях чаще всего омерзительных не помешали Сантеру, оказавшись в большом городе, быстро обрести свои привычки и снова стать безукоризненно светским человеком. Он взял из рук Асунсьон чашку и поставил ее на маленький круглый столик красного дерева, ловко придвинув его носком ботинка к своему креслу, и, прежде чем молодая женщина успела угадать его жест, привлек ее за руки к себе.
Не говоря ни слова, Сантер с восторгом смотрел па нее. На Асунсьон была узкая бордовая юбка и шелковая белая блузка. Колье из черного жемчуга резко выделялось на фоне ее матовой кожи. Она, как обычно, выглядела серьезной и вполне спокойной, уравновешенной, что совсем сбивало с толку молодого человека. В сотый раз он невольно задавался вопросом: испытывает ли эта женщина печаль из-за исчезновения своего жениха, а возможно, и его гибели? Вот уже час, как они вместе, и она пи разу не произнесла имени Марселя… Думает ли она еще о Марселе?
Ах! Как бы ему хотелось обнять ее, крепко прижать к себе и высказать наконец ей свою любовь!
Сантер неустанно думал об этом, воображению его рисовалась такая картина, но сам он оставался сидеть. Какая-то сила удерживала его. «Наверное, – с досадой думал он, – это потому, что я не знаю, жив Жернико или умер…»
Он отпустил руки Асунсьон, и она преспокойно села напротив него, по другую сторону стола. А что, если эта женщина, так же как и он сам, стала жертвой неизвестности, пленницей безысходной ситуации?
«Она наверняка не любит больше Марселя, – думал Сантер. – Я чувствую, что она его больше не любит». Да и его ли она любила, ведь она так мало его видела и так многого о нем не знала! Скорее всего она любила образ, который сама себе выдумала и который его бесславное возвращение, должно быть, начисто уничтожило!..
Он старался вспомнить все свои встречи с невестой друга, начиная с того первого визита, когда она приходила к нему на квартиру, и вплоть до свидания, которое она подарила ему в первый воскресный день сентября и которое так некстати прервал Перлонжур. Он обдумывал малейшие ее жесты, сказанные ею слова, лихорадочно пытаясь отыскать в них некий тайный смысл, отвечающий его желаниям, чтобы иметь возможность считать их если и не признанием, то хотя бы поощрением. Однако Сантер был искренен не только с другими, но и с самим собой и потому вынужден был признать, что Асунсьон никогда не выражала по отношению к нему ничего, кроме дружеских чувств, причем косвенных, ибо причину этого дружеского расположения следовало искать в ее любви к Марселю… Но Марселя она, видимо, уже не любила, так что…
Надо было бы поговорить с ней. Сантер понимал это, однако ему не хватало мужества или, лучше сказать, смелости. Надо было поговорить с ней без обиняков, высказать ей все как есть и, отбросив всякие расчеты, вручить ей свою судьбу. Но Сантер не мог на это решиться…
– Прошу прощения, – сказала вдруг Асунсьон, услыхав звонок в дверь. – Боюсь, что Мария ушла…
Сантер хотел предложить свои услуги и пойти открыть дверь, но молодая женщина уже вышла из комнаты. Он слышал, как она обменялась с гостем несколькими словами, затем дверь отворилась. Он опасался увидеть Воробейчика. Но вместо него появился Перлонжур и без тени смущения протянул Сантеру руку; о том, что он здесь, его, верно, предупредила Асунсьон.
– Это ты! – удивился Сантер и, пожимая ему руку, добавил: – Что ты здесь делаешь?
– Наверное, то же, что и ты, – отозвался Перлонжур, бестрепетно созерцая свою попавшую в плен руку. – Изучаю испанский.
Сантер ушам своим не поверил. Но выразить своего негодования не успел, так как снова появилась Асунсьон а направилась к настойчиво звонившему телефону.
– Это вас, – сказала она Сантеру, протягивая ему трубку.
– Меня? – изумился Сантер, нехотя взяв трубку. – Алло! – сказал он сердитым тоном.
Закончив разговор и повесив трубку, он взглянул па Асунсьон, стоявшую к нему спиной, затем на Перлонжура, игравшего шкатулкой для сигарет. Смеются они, что ли, над ним? Может, этот телефонный звонок только для того и нужен, чтобы удалить его из этого дома, из этой комнаты, благоухающей тонкими, пьянящими духами? Неужели и в самом деле придется оставить Жана и Асунсьон наедине?.. Видимо, придется, Воробейчик был настроен весьма решительно.
– Не беспокойтесь, – сказал Сантер молодой женщине, собравшейся было проводить его до прихожей. – Я и так был чересчур назойлив! – добавил он с горечью и явным намерением нарушить покой тех, кого оставлял здесь.
Воробейчика он увидел на террасе ближайшего кафе, тот в нетерпении курил одну сигарету за другой, дожидаясь, когда он придет.
– Прошу прощения, месье Сантер, но мне была крайне необходима ваша помощь, а ваш слуга сказал, где можно вас найти…
Сантер тотчас решил, что слугу следует выставить вон.
– Что там еще случилось? – спросил он не слишком любезно.
– Из канала только что вытащили тело, – сказал месье Венс, останавливая такси. – Тело совершенно голого мужчины, голова его разбита винтом буксира. На груди мертвеца обнаружена странная татуировка… Я подумал, что вы, возможно, могли бы опознать его.
