Жорж Сименон - Черный шар
Хиггинс не мог бы с точностью сказать, чего ждет, но, во всяком случае, был готов к тому, что после вчерашнего отношение к нему резко изменится. Ему даже пришло на ум словцо «зачумленный». Встречаться с зачумленными ему не приходилось, и он вряд ли как следует понимал значение этого слова, но оно звучало эффектно, и ему представлялось, как все шарахаются от него, ставшего отныне позором города.
Не на это ли он набивался, осмелясь упомянуть «Загородный клуб?» Всем известно, как он дважды выставлял свою кандидатуру и ее дважды отвергали. Итак, он напал на тех, перед кем пресмыкался накануне. Его либо обдадут презрением, либо подвергнут осмеянию. Хиггинса устраивают оба варианта: в его положении наступит ясность, и он будет даже рад, что внушил к себе отвращение, подобно тем больным, которые испытывают патологическое удовольствие от своей болезни.
Итак, решительно ничего не заметно — впору подумать, что вчера вообще ничего не случилось. По-прежнему льет дождь, серенький, утомительный, как ноющая боль в зубе, и похоже, не перестанет до вечера. Струйки воды текут по машинам; женщины, входя в магазин, отряхивают зонты и плащи. По субботам школы закрыты, большинство покупательниц приходят с детьми, и в магазине стоит шум и гам.
Хиггинс нарочно не остался у себя в конторке. Он расхаживал по залу, как метрдотель хорошего ресторана, задерживался то в одном отделе, то в другом, а к себе заглядывал только по делу.
Мисс Кэролл ничего не сказала по поводу вчерашнего и смотрела на Хиггинса вроде бы так же, как всегда. Она только бросила самым что ни на есть естественным тоном:
— Добрый день, мистер Хиггинс.
Другие служащие тоже вели себя как всегда. Что до покупателей, они замечали его только затем, чтобы спросить о чем-либо или посетовать насчет подорожавшего товара.
Хиггинсу пришло в голову, что все это не случайно, что это — заговор, призванный подчеркнуть его отчужденность.
Например, стоя у входа в магазин, он увидел Билла Карни, — тот без шляпы и пальто, согнувшись под дождем в три погибели, выходил от парикмахера. Карни не остановился, не заговорил с ним — только помахал рукой и обронил:
— Привет, Уолтер!
Хиггинс не прочь был его окликнуть, потолковать о вчерашнем, вытянуть из приятеля, что тот о нем думает, но Билл, даже не оглянувшись, скрылся уже в дверях аптеки.
Впечатление такое, что все нарочно ведут себя как всегда, чтобы не дать ему никакой зацепки. В девять, облокотясь о загородку главной кассы, он осведомился у мисс Кэролл:
— Кухарка Блейров уже заказала продукты?
— Нет еще, мистер Хиггинс.
Это существенно. Обычно кухарка уже в девятом часу утра диктует по телефону длинный список заказов. Если она не позвонит — значит, Блейр решил его покарать.
Между тем появилась жена доктора Роджерса и, кивнув Хиггинсу, прошла в мясной отдел, с которого всегда начинала покупки. Тут же зазвонил телефон, мисс Кэролл придвинула к себе блокнот и шепнула Хиггинсу, прикрыв трубку ладонью:
— От Блейров.
Потом, подписывая бумаги в конторке, он увидел через стекло м-с Кробьюзек: она в сопровождении прислуги пришла закупить продукты на неделю.
Он не мог отогнать мысли, что общее безразличие к нему, равнодушное, непробиваемое молчание — все это подстроено нарочно. Они решили отомстить ему именно так — показав, что его нападки их не задевают.
Хиггинсу вспомнилось одно детское впечатление.
Как-то раз их компания во что-то играла. Вдруг в нее затесался мальчишка помладше или послабей, и тогда остальные зашептались:
— Этот не в счет.
Это означало, что посторонний мальчик может бегать с ними, воображая, будто тоже играет, но как бы он себя ни вел — ничто ему не поможет: он не в счет, на него не обращают внимания. Не понимая этого, новенький старался изо всех сил, но его участие в игре заранее объявили равным нулю.
Разве не то же самое произошло с Хиггинсом? Похоже, он тоже не идет в счет.
Входя в магазин, люди здороваются с ним как нельзя более сердечно:
— Привет, Уолтер!
Или:
— Добрый день, мистер Хиггинс!
Как будто не было никакого школьного комитета, никакого выступления на собрании…
Может быть, ему в деликатной форме дают понять, что он допустил бестактность? Или это безразличие означает, что его никто не воспринимает всерьез?
Во всяком случае, в этом есть что-то не столько загадочное, сколько унизительное: приготовиться к героической борьбе и вдруг натолкнуться на пустоту!
От него не требуют объяснений. Его ни о чем не спрашивают, разве что поинтересуются, почему говяжья грудинка за неделю опять подорожала на три цента.
Временами Хиггинса познабливало: все-таки попал вчера под дождь, да еще без шляпы и пальто. Все кругом молчали, но, может быть, именно это непредвиденное молчание и не дает ему избавиться от предчувствия неизбежной катастрофы. Когда и каким образом она разразится — Хиггинс понятия не имел. Ее можно ждать в любой момент. Кто-то войдет и вместо обычного вопроса бросит ему в лицо вызывающие, оскорбительные слова.
Хиггинс невольно посматривал на дверь, отмечая знакомые лица. Теперь он был почти уверен, что все обычные субботние покупатели пришли и сегодня.
Не забыл он и указаний из Чикаго насчет сапожного крема: задержался у отдела, где им торговали, и порасспросил хозяек:
— Вы уже пользовались этим кремом?
И если ответ был утвердительный, продолжал:
— Ну и как, вы довольны?
Около одиннадцати появилась Нора, но спросила у него только, брать цыплят или не стоит. За последнее время походка ее стала заметно тяжелей. По расчетам врача, рожать ей месяца через два, и Нора ходит, как большинство беременных, — откинувшись назад всем корпусом.
Дождь продолжался до полудня, но так ничего и не случилось. В четверть первого Хиггинс решил, что пообедает дома: если жена собирается с ним объясниться, пусть не думает, что он хочет этого избежать. По дороге он задержался на станции обслуживания — отказали стеклоочистители. Там он увидел Перчина, приехавшего на заправку в своем стареньком джипе. Перчин приветственно помахал Хиггинсу рукой, но тоже промолчал.
Это было просто непостижимо. Механик объявил:
— Готово, Уолтер. Там контакт был плохой.
— Благодарю, Джимми.
И все-таки Хиггинса не покидает уверенность, что с ним что-то стрясется. Удар придет оттуда, откуда меньше всего ждешь. Что-нибудь совершенно не связанное ни с Уильямсоном, ни с работой Уолтера Дж. Хиггинса, управляющего супермаркета и казначея школьного комитета.
Приехав домой, он нашел всю семью за столом. Здесь были и Изабелла, и оба сына. Он поцеловал детей, сел, развернул салфетку.
— Можно я пойду в кино, па? — спросил Арчи, с беспокойством косясь на мать: она часто успевала сказать «нет», прежде чем Хиггинс откроет рот.
