Жорж Сименон - Человек, обокравший Мегрэ
— Как прошла ночь?
— Нормально. Ничего не произошло, разве что теперь я в курсе, где и когда гасят свет. На пятом этаже справа, наверное, кто-то болен, потому что свет в окне горел до шести утра. Ваш Рикен не выходил. Постояльцы вернулись. Двое туристов приехали на такси…
Ко мне пристала собака и почти всю ночь ходила за мной. Вот и все.
— Можешь идти спать.
— А рапорт?
— Сдашь завтра.
Мегрэ вошел в гостиницу, хозяина которой знал уже лет тридцать. Это было скромное заведение, в котором останавливались лишь завсегдатаи, почти все из восточной Франции, потому что хозяин был эльзасец.
— Мой клиент проснулся?
— Звонил десять минут назад и просил принести в номер чашку кофе и рогалики. Только что понесли.
— Что он ел вчера на ужин?
— Ничего. Вероятно, сразу же заснул, потому что около семи ему в дверь стучали, но он не ответил.
Лифта не было. Мегрэ пешком поднялся на пятый этаж, остановился на площадке, чтобы отдышаться, а потом уже постучал в сорок третий номер.
— Входите.
Поставив поднос на одеяло, Фрэнсис выпрямился в кровати, голый и худой, небритый, с воспаленными глазами. Он держал в руке рогалик.
— Извините, что я не встал, но у меня нет пижамы.
— Хорошо выспались?
— Меня словно оглушили. Я так крепко спал, что до сих пор голова тяжелая. Который час?
— Четверть девятого.
Из приоткрытого окна маленького, бедно обставленного номера были видны двор и крыши соседних домов. Из школьного двора доносились голоса, крики детей.
— Вы кого-нибудь нашли?
— Я ужинал «У старого виноградаря».
Рикен внимательно и недоверчиво смотрел на Мегрэ, словно защищаясь, и чувствовалось, что всех на свете он считает обманщиками.
— Они там были?
— Был Карю.
— Что он сказал?
— Он клянется, что вы в своем роде гений.
— Полагаю, Нора не преминула ввернуть, что я — ничтожество.
— Примерно так. Наверняка она любит вас меньше, чем он.
— А еще меньше она любила Софи.
— Был Маки.
— Славный малый.
— Он тоже не сомневается, что вы многого добьетесь.
— Это означает, что сейчас я — ничто.
Он так и не доел свой рогалик. Видно, приход Мегрэ перебил ему аппетит.
— Что они думают о случившемся?
— По правде говоря, никто не считает, что вы виноваты. Однако некоторые полагают, что у полиции на этот счет свое мнение, и каждый спрашивает, арестовал ли я вас?
— Что вы отвечаете?
— Правду.
— То есть?
— Что вы свободны.
— А это настоящая правда? Так почему же я здесь? Вы же не станете отрицать, что перед гостиницей всю ночь дежурил ваш человек.
— Вы его видели?
— Нет. Но я знаю, как это делается. А теперь как со мной поступите?
Мегрэ задавал, себе этот вопрос. Ему не хотелось оставлять Рикена одного, позволить ему слоняться по Парижу, но, с другой стороны, у него не было достаточных оснований для ареста.
— Сначала я попрошу вас последовать за мной на набережную Орфевр.
— Опять?
— Возможно, придется задать вам еще несколько вопросов, а к тому времени водолазы из речной бригады найдут ваш пистолет.
— Найдут они его или нет, что это изменит?
— У вас есть бритва, мыло… В конце коридора находится душ… Приведите себя в порядок, а я буду ждать вас внизу.
Начинался новый день, такой же безоблачный и теплый, как вчера, но было еще слишком рано, чтобы предсказать, что он принесет.
Фрэнсис Рикен вызывал любопытство комиссара, а по сведениям, которые он получил о нем накануне, он выглядел человеком весьма незаурядным. Во всяком случае, даже Карю отдавал должное его дарованию.
Но, может быть, Карю воодушевлялся каждый раз, знакомясь с очередной творческой личностью, а через несколько месяцев или несколько недель полностью разочаровывался?
Мегрэ следует зайти к нему в контору. Он понял, что Карю мог бы еще сказать что-то важное для дела, но бывает ли с утра он у себя в конторе на улице Бассано и не помешает ли вновь ему любовница высказать то, что думает?
Пока Мегрэ заглянул лишь в этот узкий мирок, а таких — тысячи, десятки тысяч в Париже. Их составляют приятели, родственники, сослуживцы, любовники и любовницы, завсегдатаи какого-нибудь кафе или ресторана. Эти мирки создаются, распадаются, на их основе возникают новые.
Как зовут фотографа, который был дважды женат, имеет детей от обеих жен и сделал еще одного ребенка новой любовнице?
Он еще путал их имена и профессии. Впрочем, убийство Софи совершил хороший знакомый семьи или ее знакомый. Это ясно.
Мегрэ ходил взад и вперед по улице, как ночью Торранс, с той лишь разницей, что ему светило солнце. Хозяйки, спешащие по своим делам, с удивлением оборачивались и глядели на странного мужчину, топтавшегося на одном месте.
Да, ему еще нужно о многом расспросить Фрэнсиса. Наверное, как и накануне, перед ним будет сидеть испуганное, недоверчивое, нетерпеливое существо, которое то бунтует, то успокаивается, то выкидывает что-то неожиданное.
— Я, в вашем распоряжении.
Мегрэ указал ему на маленькое бистро.
— Хотите выпить?
— Нет, спасибо.
Жаль, потому что сам Мегрэ охотно начал бы свой рабочий день со стаканчика сухого вина.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Нужно было пережить неприятные минуты. Почти во всех расследованиях у Мегрэ наступал более или менее длительный период неопределенности. Он становился похож на мыслителя. На первом этапе, когда он неожиданно попал в новую для себя среду, сталкивался с совершенно незнакомыми людьми, можно было сказать, что он бессознательно впитывал в себя окружающую жизнь и разбухал, как губка.
Так было и накануне «У старого виноградаря». В памяти запечатлелись малейшие детали обстановки, жесты, лица посетителей. Если бы он не чувствовал себя таким усталым, то обязательно заглянул бы потом в клуб «Зеро», где бывал кое-кто из этой маленькой компании.
Теперь он вобрал в себя массу новых впечатлений, фразы и слова, полные тайного смысла, или брошенные мимоходом удивленные взгляды, но еще не знал, как всем этим воспользоваться.
Те, кто давно работал с ним бок о бок, уже усвоили, что сейчас лучше не задавать комиссару вопросов, не смотреть на него выжидательно, потому что он сразу начинал недовольно ворчать.
Как Мегрэ и предполагал, у него на столе уже лежала записка: следователь Камю просит ему позвонить.
— Алло… Говорит Мегрэ.
Ему редко приходилось сталкиваться с Камю, которого нельзя было отнести ни к дотошным исполнителям, ни к представителям правосудия, дающим полиции спокойно заниматься своим делом.
