Рекс Стаут - Умолкнувший оратор
Желая испытать его, я сделал к нему два быстрых шага. Он отскочил.
— Так вот оно что! — хрипло сказал он. — Захотели перехитрить Дона О'Нила?! Не советую!
— Пф, — Вульф погрозил ему пальцем. — Разве я обещал, что разрешу вам прослушать валики? Было бы неэтично позволить официальному лицу из Ассоциации промышленников слушать конфиденциальные записи директора Бюро регулирования цен, даже после его смерти. Итак, сэр? Вы предпочитаете удалиться сами или…
— Я не уйду отсюда!
— Арчи!
Я направился к О'Нилу. На этот раз он не сдвинулся с места. Судя по выражению его лица, он был готов на все. Я ласково сказал:
— Пойдемте, пойдемте с Арчи… Вы весите не меньше ста восьмидесяти фунтов, мне будет тяжело нести вас на руках.
Он провел удар правой, целясь мне в челюсть, или по крайней мере пытался это проделать, но был слишком медлителен. Я стал заходить к нему сзади, что бы он оказался между мной и дверью, но он развернулся и лягнул меня по колену. Не скажу, что мне было больно, но я терпеть не могу, когда меня пинают ногами. Я слегка стукнул его левой чуть пониже уха, и он отлетел к книжным полкам. Я счел, что теперь он все понял, но он снова набросился на меня, и мне пришлось воспользоваться правой. О'Нил повалился на пол.
Я попросил Вульфа позвонить Фрицу, чтобы тот отпер дверь, и, увидев Фрица в прихожей, подхватил моего поверженного противника за лодыжки и выволок на крыльцо. Фриц вынес ему пальто и шляпу и запер дверь.
— Он член исполнительного комитета Ассоциации промышленников или только председатель банкетной комиссии? Никак не могу вспомнить, — спросил я, вернувшись в кабинет.
— Не люблю драк, — брезгливо сказал Вульф. — Я не велел тебе его бить.
— Он первый пытался ударить меня. Даже ударил. В следующий раз сами расправляйтесь со своими посетителями.
Вульф вздрогнул при одной мысли об этом.
— А ну-ка, заведи машину.
15
Прослушивание десяти валиков заняло у нас больше часа, не считая перерыва на ленч.
Я поставил первый валик, как рекомендовал наш инструктор, но не прошло и нескольких секунд, как Вульф попросил уменьшить скорость. Мне приходилось слышать выступления Ченни Буна по радио и телевидению, и все же я с трудом узнал его голос. На диктофоне он звучал значительно выше, хотя произношение было более отчетливое.
Письмо оказалось длинным, не меньше чем на три страницы через один интервал, и заняло весь первый валик. Заправляя второй валик, я заметил:
— Вам не кажется, что Бун отправлял свои послания на реактивных ракетах и ждал, что ответы прибудут к нему верхом на молнии?
Вульф кивнул и мрачно посмотрел на перекидной календарь.
— Да, тут что-то не так… Бун не мог продиктовать это двадцать шестого марта, в день, когда был убит. Если его письмо адресовано всем управляющим, то это включает и Западное побережье. Ответы он требует к двадцать восьмому марта. Даже, если бы авиапочта работала сверхисправно, на всю эту переписку потребовалось бы минимум пять дней. Следовательно, это письмо продиктовано им не позднее двадцать третьего марта, а то и раньше… Будь оно проклято! Я-то надеялся… — Вульф сжал губы и хмуро поглядел на чемоданчик. — Та женщина сказала, что Бун дал ей чемоданчик номер четыре?
— Вы имеете в виду мисс Гантер?
— А кого же еще, черт побери, я могу иметь в виду?!
— Я и подумал, что вы имеете в виду мисс Фиби Гантер. Если так, то да. Она сообщила, что всего чемоданчиков двенадцать и что Бун дал ей тот, на крышке которого оттиснута цифра четыре, сказав при этом, что в нем лежат валики, надиктованные им в вашингтонской конторе перед отлетом в Нью-Йорк… Мы так разочарованы, что не будем слушать дальше? Или все же продолжим?
— Продолжай.
Мы прослушали все валики. Ничего интересного в них не было, хотя некоторые действительно содержат сведения, не подлежащие огласке. Впрочем, я не дал бы за них и десяти центов. В этих валиках тоже имелись доказательства, что они были надиктованы до двадцать шестого марта.
Я не мог осуждать Вульфа за то, что он пал духом.
Как же все-таки оказалось, что в чемоданчике номер 4 лежат валики, надиктованные задолго до двадцать шестого марта? Самое простое объяснение — что Бун, торопясь на самолет, по ошибке захватил не тот чемоданчик. Но главное, пожалуй, заключалось в другом: могло ли вообще содержание валиков, надиктованных Буном двадцать шестого марта, пролить свет на его смерть?
Вульф откинулся в кресле.
— Я был ослом, согласившись взяться за это дело, — сказал он. — У меня не хватает места для орхидей рода «каттлея». Я мог бы продать эти пятьсот экземпляров и выручить двенадцать тысяч долларов. — Он помолчал. — Запиши все, что есть на валиках, отнеси чемоданчик мистеру Кремеру и расскажи, как мы его заполучили.
— Рассказать ему все?
— Да. Но перед уходом напечатай еще кое-что. Возьми блокнот. Это письмо отправишь всем, кто был у нас в пятницу вечером. Записывай. — Он сморщил лоб, подыскивая подходящие слова, и принялся диктовать: — «Любезно приняв мое приглашение, вы в пятницу вечером явились свидетелем того, что заявление мисс Гантер о забытом ей в гостиной банкетного зала отеля „Уолдорф“ чемоданчике вызвало определенное недоверие. Абзац. В связи с этим сообщу вам об имевшем сегодня место событии. Абзац. Мистеру Дону О'Нилу была прислана по почте квитанция на получение в почтовом отделении Гранд-Сентрал посылки, которая оказалась вышеупомянутым чемоданчиком под номером „4“. Однако большинство валиков, находящихся в нем, были надиктованы мистером Буном до двадцать шестого марта. Извещаю вас об этом ради восстановления справедливости в отношении мисс Гантер».
— Все? — спросил я.
— Да.
— Кремер придет в ярость.
— Бесспорно. Первым делом отправь письма, затем отнеси чемоданчик и привези сюда мисс Гантер.
— Гантер? Фиби Гантер?!
— Да. Ты что, оглох?
— Это опасно. Не рискуете ли вы, возлагая на меня такое поручение?
— Рискую, но мне нужно ее повидать.
— Что ж, за последствия будете отвечать вы.
16
Я позвонил на квартиру Фиби Гантер, но никто не ответил. Выведя из гаража машину, я в первую очередь поехал на Восьмую авеню на почту отправить письма, а потом на Двадцатую улицу.
На десятой минуте разговора с Кремером я услышал:
— Очень интересно, будь я проклят!
Это с полной очевидностью свидетельствовало, что Кремер по горло увяз в болоте. Будь он поблизости от сухого берега, он принялся бы козырять передо мной своими прерогативами и проклинать нас с Вульфом за задержку улики на девять часов четырнадцать минут, угрожать и предупреждать. Но сейчас был даже такой момент, когда мне показалось, что он вот-вот поблагодарит меня. Совершенно очевидно — он был в отчаянии.
