Морис Леблан - Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник)
– Арсен Люпен, Арсен Люпен… – пробормотал главный инспектор.
И вдруг, охваченный яростью, схватил Люпена за горло и попытался повалить его на землю. Несмотря на свои пятьдесят лет, Ганимар еще обладал незаурядной силой. Казалось, его противник в незавидном положении. И если Ганимару удастся взять Люпена, какой это будет удачей!
Борьба длилась недолго. Арсен Люпен едва сопротивлялся, но вдруг ударил Ганимара настолько сильно, что тот ослабил хватку. Правая рука его стала какой-то тяжелой и безжизненно повисла.
– Если бы на набережной Орфевр учили приемам джиу-джитсу, – заявил Люпен, – то вы знали бы, что по-японски этот прием называется уди-си-ги. – И холодно добавил: – Еще секунда, и я сломал бы вам руку. Впрочем, вы получили бы то, что заслужили. Как вы, старый друг, которого я уважаю, перед которым открылся, как вы могли злоупотребить моим доверием? Это плохо… Ну, что там у вас?
Ганимар молчал. Побег, за который он считал себя ответственным, – разве не он ввел в заблуждение суд своим сенсационным заявлением? – этот побег стал постыдном клеймом на его карьере. Слеза скатилась по щеке к седым усам.
– Ох, Ганимар, не расстраивайтесь! Если бы вы не заговорили, я сделал бы так, чтобы заговорил кто-нибудь другой. Послушайте, разве я мог допустить, чтобы Дезире Бодрю вынесли приговор?
– Значит, – прошептал Ганимар, – значит, это вы были там? И здесь… это тоже вы!
– Я, всегда я, только я.
– Разве такое возможно?
– Для этого не надо хватать звезд с неба. Достаточно, как сказал славный председатель суда, готовиться в течение лет десяти-двенадцати, чтобы уметь противостоять любым случайностям.
– Но ваше лицо, ваши глаза…
– Поймите же, если я работал восемнадцать месяцев в больнице Святого Людовика у доктора Альтье, то вовсе не ради любви к искусству. Я полагал, что тот, кто в один прекрасный день удостоится чести называть себя Арсеном Люпеном, не должен подчиняться обычным законам внешности и идентичности. Внешность? Да ее изменяют по собственному усмотрению! Подкожная инъекция парафина приподнимает кожу до нужного уровня. Пирогаллол превращает вас в могиканина. Сок большого чистотела самым действенным образом украшает всевозможными лишаями и язвами. Одно химическое вещество действует на рост волос и бороды, другое изменяет голос. Прибавьте к этому два месяца диеты в камере номер двадцать четыре, упражнения, которые я делал тысячу раз, чтобы мой рот искажался в оскале, голова клонилась вниз, а спина горбилась. Наконец, пять капель атропина, чтобы сделать взгляд блуждающим, и делу конец!
– Я не понимаю, как надзиратели…
– Изменения происходили постепенно. Они не могли их заметить.
– Но Дезире Бодрю?
– Дезире Бодрю существует. Это невиновный бедолага, которого я встретил в прошлом году. Он действительно немного похож на меня. Предвидя, что меня могут арестовать в любой момент, я поместил его в надежное место и сразу же принялся подмечать различия, чтобы сгладить их у себя, насколько это возможно. Мои друзья устроили так, что он провел ночь в камере предварительного заключения при префектуре и вышел оттуда примерно в то же время, что и я. Надо было, чтобы наше сходство все заметили. Обратите внимание, я хотел, чтобы вы легко обнаружили его следы, иначе правосудие задумалось бы над вопросом: а кем же был он? Представив правосудию этого столь примечательного Бодрю, я знал, что оно непременно – понимаете, непременно! – набросится на него. Причем, несмотря на непреодолимые трудности подмены, правосудие предпочтет поверить в нее, но уж никак не распишется в своем бессилии.
– Да, в самом деле, – прошептал Ганимар.
– К тому же, – воскликнул Арсен Люпен, – у меня на руках был восхитительный козырь, карта, которую я подсунул с самого начала: все ждали моего будущего бегства. И вот вы и все остальные допустили грубейшую ошибку в азартной игре, которую я вел с правосудием, поставив на кон свою свободу: вы в очередной раз предположили, что я действую из бахвальства, что я, словно желторотый юнец, ослеплен своими победами. Но чтобы я, Арсен Люпен, так мелко плавал! И так же, как в деле Каорна, вы сказали себе: «Раз Арсен Люпен кричит на весь мир о своем побеге, значит, у него есть весомые причины для этого». Но, черт возьми, поймите же: чтобы убежать… не убегая, необходимо заставить всех без исключения поверить в это бегство. Мой побег должен был стать абсолютной догмой, истиной, непреложной, как солнце. Так оно и произошло благодаря моей воле. Арсен Люпен сбежит, Арсен Люпен не будет присутствовать на своем процессе. А когда вы встали и сказали: «Этот человек не является Арсеном Люпеном», было бы противоестественно, если бы хоть один человек тут же не поверил, что я и Арсен Люпен – разные люди. Если бы хоть у кого-то возникли сомнения, если бы кто-нибудь сказал: «А вдруг это действительно Арсен Люпен?», в ту же минуту я бы погиб. Достаточно было наклониться ко мне, но не с уверенностью, что я не Арсен Люпен, как это сделали вы и прочие, а с мыслью, что я мог бы быть Арсеном Люпеном, несмотря на все меры предосторожности, меня узнали бы. Но я был спокоен. Логически и психологически эта простая мысль не могла никому прийти в голову. – Вдруг Арсен Люпен схватил Ганимара за руку. – Послушайте, признайтесь, что всю неделю после нашей беседы в Санте вы ждали меня у себя дома в четыре часа, как я и обещал?
– Но тюремная карета? – спросил Ганимар, избегая ответа.
– Блеф! Мои друзья починили списанную и заменили ею настоящую. Они хотели выручить меня. Но я понимал, что без благоприятного стечения обстоятельств это ни к чему не приведет. Однако я счел полезным изобразить попытку побега и придать ей широкую огласку. Дерзкий первый побег придавал реальность второму.
– Таким образом, сигара…
– Я сам вложил в нее записку, равно как и в нож.
– Но кто писал записки?
– Я.
– А таинственная корреспондентка?
– Мы с ней составляем одно целое. Я могу писать любым почерком.
Ганимар немного поразмыслил и возразил:
– Но как получилось, что сотрудники антропометрической службы, достав карточку Бодрю, не заметили, что она в точности соответствует карточке Арсена Люпена?
– Карточки Арсена Люпена не существует.
– Надо же!
– Или она фальшивая. Я долго изучал этот вопрос. Система Бертильона основывается прежде всего на визуальном описании. Как вы сами видите, этот метод не безупречен. Затем идут различные измерения: головы, пальцев, ушей и так далее. Здесь уж ничего не поделаешь.
– И что?
– Пришлось заплатить. Еще до моего возвращения из Америки один из сотрудников службы согласился занести ложные данные в мою карточку прежде, чем меня обмеряли с ног до головы. Этого оказалось достаточно, чтобы вся система рухнула и карточка попала в другой ящик, а не в тот, куда должна была попасть. Таким образом, карточка Дезире Бодрю не могла соответствовать карточке Арсена Люпена.
