Эрл Гарднер - Некоторые женщины не будут ждать
— В «Моане».
— Я каждый день в это время хожу сюда купаться, — объявила она.
— А я ждал не дождался, когда смогу выбраться на пляж, — сказал я. — Вода отличная, правда?
Она кивнула.
— Вы катались на гавайских каноэ? Я отрицательно покачал головой.
— Вон, видите, плывет одно? Они сначала уходят далеко, в большие волны, а потом перед какой-нибудь особенно высокой волной разворачиваются и гребут к берегу. Когда волна начинает их накрывать, они ускоряются, и их поднимает на самый верх. Там нужно сделать несколько умелых маневров, после чего всем можно расслабиться и катиться на гребне со страшной скоростью почти целую милю.
— Звучит заманчиво, — сказал я.
— Ничего более восхитительного я в жизни не видела. А вы никогда не катались?
— Нет.
— Тогда я должна вас просветить, — решительно сказала она. — Я угощаю!
Она снова подала знак мальчику на пляже, и тот стал семафорить руками.
Через минуту к нам подошло каноэ, и Мириам, взяв меня за руку, сказала:
— Пойдемте, Дональд. Я хочу, чтобы вы сели прямо на носу — там впечатления самые потрясающие. Вас ждет такое, что вы надолго запомните.
Я не видел причин, почему мне надо было отказываться. Бог даст, Стефенсон Бикнел и Берта Кул пока что на пляже не появятся.
Мы залезли в каноэ и усердно налегли на весла. Сзади сидело трое гавайцев — здоровые мужчины, отличные гребцы. Вряд ли мы сильно им помогали, но, по крайней мере, для меня это было неплохое упражнение и приятное развлечение после пяти дней безделья на корабле.
Скоро мы выбрались туда, где ходили уже высокие валы.
Мириам принялась мне объяснять:
— С этой стороны остров окружает внешний коралловый риф. Он почти выходит к поверхности воды, поэтому огромные волны, которые несутся из океана, разбиваются здесь на более мелкие. Эти уже не разбиваются и не рассыпаются; у них появляются гребни, и они мчатся к берегу ровными линиями со скоростью десять или пятнадцать миль в час, прямо до самого пляжа. Совершенно ошеломляющее ощущение. Несешься в водовороте пены и…
— Гребите, гребите! — прервал ее крик гавайцев. Мы принялись грести изо всех сил, уже в сторону берега; каноэ быстро заскользило по воде. Я оглянулся через плечо. Нас нагонял огромный вал высотой футов в десять — величественная масса воды, плавно вздымающаяся к небесам и увенчанная на гребне полосой шипящей бедой пены. Нас подхватило и понесло вверх, словно на лифте.
— Гребите, гребите! — продолжали кричать гавайцы, а потом вдруг прозвучала команда: — Весла в лодку!
Мы вытащили весла, и один из гавайцев — видимо, главный — сделал несколько ловких гребков, точно поставив каноэ кормой к набегавшей сверху полосе кипящей пены.
И мы понеслись вперед. По обе стороны от нас вода, рассекаемая корпусом лодки, разлеталась хрупкими дугообразными волнами; позади бушевал бурун, а впереди расстилалась безмятежная синяя гладь. Теплый воздух бил мне в лицо и свистел в ушах; на солнце сверкали мириады бриллиантовых брызг. И чем дальше мы летели, тем быстрее, казалось, нес нашу лодку могучий вал.
Я оглянулся на Мириам. Она раскинула руки, ветер рвал ее волосы, а глаза сияли от наслаждения. Наши взгляды встретились, и она послала мне воздушный поцелуй. Я помахал ей рукой и стал снова следить за полетом нашего каноэ.
Мы сделали четыре или пять рейсов и лишь тогда решили, что уже хватит.
Когда мы вылезли из каноэ, Мира предложила:
— Посидим немножко на пляже, Дональд. Я хочу с вами поговорить.
Я уселся рядом с ней, расслабил натруженные мышцы и почувствовал себя совершенно счастливым.
— Мне кажется, — осторожно спросила Мира, — вы уже знаете из разговора с Нормой, что у меня неприятности?
— Норма не особенно распространяется о чужих делах. Она рассмеялась.
— Да, и все же вы о них знаете, не так ли?
— У вас действительно неприятности?
— Ну, тогда слушайте, — начала она. — В Нью-Йорке я жила бурной жизнью, ни о чем не думала, гуляла и развлекалась, как могла. Один раз я поехала в морское путешествие. Я вообще очень люблю путешествовать. А в тот раз познакомилась с Эзрой Вудфордом. Эзра был гораздо старше меня, — продолжала Мира. — Он и выглядел на свои годы, и вел себя соответствующе — довольно старомодно. Но человек он был очень приятный, и мы подружились. Денег у него была куча. Короче говоря, он сделал мне предложение. Он понимал, что любить его я не могла, но считал, что это и не обязательно. Он надеялся, что я смогу стать ему другом, которого у него не было, и что он тоже сможет доставить мне радость. Он обещал после смерти оставить мне половину своего состояния.
— И вы вышли за него замуж?
— Да.
— И он умер?
— Да.
— И вы получили половину состояния?
— Да.
— И наследство действительно порядочное?
— Да.
— Вы были счастливы?
— Нет, так не скажешь. Довольно трудно объяснить, что именно испытывает молодая женщина по отношению к человеку пожилому, но разумному, все понимающему и общительному. Она чувствует себя очень уютно. Конечно, это не любовь. И счастьем это не назовешь. Наверно, это чем-то напоминает отношение к отцу. Вы знаете, у меня не было отца, которого я могла бы любить и уважать, а мне всегда этого хотелось. Поверите вы или нет, но я действительно восхищалась Эзрой Вудфордом; не знаю, как еще это выразить.
— Ну хорошо, так в чем же проблема?
— Есть люди, которые собираются обвинить меня в том, что я его убила.
— Что вы его убили?
— Да. Они считают, что я не хотела ждать.
— Чего ждать?
— Пока он умрет. Что я подтолкнула ход событий.
— Ничего себе!
— Да уж. — Она помолчала, потом словно решилась: — Слушайте, Дональд, вы ведь живете в «Моане»?
— Верно.
— Знаете что? Поднимайтесь-ка к себе, переодевайтесь, наденьте что-нибудь легкое — например, спортивную рубашку и слаксы — и приходите ко мне на чашку чая. Я хочу, чтобы вы получше познакомились с Нормой и… в общем, мне кажется, я могла бы вам о многом рассказать.
— Когда мне прийти? — спросил я.
— Как только переоденетесь.
— А вы?
— Не волнуйтесь, я к тому времени буду готова. — И она снова засмеялась.
— Это уже похоже на свидание, — улыбнулся я.
— Вам надо будет пройти всего пару кварталов.
Я встал и хотел помочь ей подняться, но она вскочила сама, как резиновый мячик, и отряхнула с себя песок. Ее смеющиеся голубые глаза задорно смотрели на меня, и казалось, что жизнь для нее — одно сплошное приключение, и не важно, что может произойти в следующую минуту, — лишь бы было не скучно.
Я пришел к себе, быстро ополоснулся в душе, влез в слаксы и гавайскую рубаху и отправился к Мире.
