Лилиан Браун - Кот, который любил Брамса
– Хватай! – заорал Уотли, однако катушка продолжала бешено вращаться. Когда она замедлила ход, шкипер вытащил из кармана клещи и перекусил ими леску.
– Тьфу, гадость, – сморщился он. – Тьфу, тьфу.
– Это что же такое? – накинулся на него Уотли. – В этой рыбине было никак не меньше тридцати фунтов!
– Тьфу, гадость, – повторил шкипер, разворачиваясь к рубке. Младший паренек прыгнул в трюм, и мотор заработал.
– Жульё! – возмутился Уотли.
Его жена оторвалась от книги и зевнула.
– Не знаю, как вы, а с меня хватит, – объявил Квиллер.
Моторка набрала скорость и развернулась, как он надеялся, носом к суше. Весь обратный путь он просидел, погруженный в собственные мысли, Уотли снова хлебнул из фляжки и задремал.
Квиллер не был рыбаком, однако не раз видел, как рыбачат, в кино, и то, что ему пришлось пережить, явно не укладывалось в нормальные рамки. Его добыча не сопротивлялась, как это обычно делает рыба. Оказавшись на поверхности, она не билась с шумными всплесками. И уж точно не походила на рыбу.
Вернувшись в Мусвилл, он отправился прямо в туристическое бюро. Ему не слишком хотелось вести светские беседы, но начать пришлось всё-таки с погоды:
– Вы были правы насчёт тумана, Роджер. Как думаете, это надолго?
– Завтра к полудню рассеется.
– Ваша жена благополучно добралась до дома?
– К половине второго утра. Чтобы преодолеть последние двадцать миль, ей потребовалось два часа. Приехала чуть живая. А что вы делали в этом тумане, Квилл?
– Ездил на рыбалку.
– Что? Вы бредите. Ни одно судно сегодня не выходило на озеро.
– «Минни К.» выходила. Мы рыбачили часа четыре, и из них три были явно лишними.
Роджер достал папку.
– Никогда не слышал о «Минни К.». И здесь, в списке моторных лодок и катеров, её тоже нет. Где вы её нашли?
– Эту вылазку организовал один из постояльцев отеля. По фамилии Уотли.
– Да, знаю его. Толстый такой и всё время задыхается. Он уже три раза являлся сюда с жалобами. И сколько они с вас взяли? Насколько я понимаю, вы не поймали ни одной рыбины?
– Нет, но зато поймали нечто другое. Оно вело себя совсем не как рыба, а когда я вытянул это нечто на поверхность! шкипер обрезал леску и поспешил вернуться на берег. Ему не понравилось то, что нам попалось, впрочем, мне тоже. Это было скорее похоже на человеческое тело.
Роджер нервно сглотнул и разгладил свою чёрную бороду.
– Может, вам попалась старая автомобильная шина или что-то в этом роде? В таком тумане трудно разглядеть как следует. Шины вешают на причал вместо амортизаторов. Она могла оторваться во время грозы. Во вторник ночью была такая гроза…
– Да перестаньте, Роджер. Мы все знаем, что ваши тексты пишет Торговая палата. Я бы хотел сообщить об этом – об этой «шине» – в полицию. Где мне найти шерифа?
Роджер покраснел. Он выглядел виноватым, но совесть его явно не мучила.
– За деревянной церковью. Здание с флагом.
– Кстати, вчера вечером мне преподнесли сюрприз, – уже добродушнее продолжал Квиллер. – Ваша тёща оставила у меня в коттедже индейку и записку, правда без подписи. Даже не знаю, как к ней обратиться, чтобы поблагодарить.
– Она всегда такая – рассеянная. Но это славная женщина. Её зовут Милдред Хенстейбл, а живет она в «Дюнах» – это к востоку от вас. Я должен вас коё о чем предупредить. Она непременно захочет вам погадать, а потом будет ожидать вознаграждения.
– Разве подобное не запрещено законом?
– Это на благотворительные цели. Она помогает собирать деньги на кардиологическое оборудование для больницы Пикакса.
– Охотно приму участие – заявил Квиллер. – Такое оборудование понадобится мне ещё до того, как закончится мой спокойный отдых.
Он вернулся домой, когда дневной свет ещё просачивался сквозь туман. Внутри стоял запах уксуса, напоминая о домашнем средстве для полировки меди, которое используют торговцы антиквариатом. И точно: висящий над баром медный фонарь оказался до блеска отполирован. Том приходил, несмотря на запрет. Ему было велено не появляться в коттедже, пока его не позовут. Квиллер оставил старые часы и немного мелких денег в спальне на туалетном столике, там они сейчас и лежали. Он пожал плечами.
Когда Квиллер позвал своих друзей, Юм-Юм примчалась из гостевой спальни, но Коко не отозвался: он был слишком занят. Сидел на лосиной голове, явно возбужденный, и беседовал сам с собой, издавая тихое музыкальное урчание, которое рождалось где-то в глубине его белоснежной грудки.
– Что ты там делаешь? – спросил Квиллер.
Коко переменил позу, встав на рогах на задние лапы и вытянув переднюю, словно в поисках опоры. Голова лося была укреплена на лакированной деревянной доске, повешенной на неровную бревенчатую стену. Коко пытался засунуть лапу в одну из щелей позади доски. После нескольких попыток он, наконец, сумел добраться до отверстия. Там что-то стукнуло. Коко, продолжая ворчать, старался изо всех сил и вытягивал лапу как можно дальше.
Квиллер подошел поближе, и, когда добыча выскочила из щели и, отскочив, упала с рогов, поймал её.
– Что это? Кассета!
Да, это была кассета, на которую записывали кустарным способом, дома. На стороне «А» почерком, похожим на руку тети Фанни, было написано: «Любимые мелодии тридцатых годов». На стороне «Б»: «Ещё несколько любимых мелодий тридцатых годов». На пластмассовом корпусе пыли не было.
Квиллер направился к магнитофону и вынул оттуда кассету с концертом Брамса, которая была там с самого его приезда.
– Подожди-ка, – сказал он вслух, – что-то тут не так.
Кассета оказалась перевернута на другую сторону, ту, где был записан Бетховен. На трофее, доставшемся Коко, была записана быстрая танцевальная музыка: обработки мелодий «Мое синее небо», «Совсем как ты» и других. Странно; что такое прятали за головой лося!
Квиллер прослушал сторону «А» и перевернул кассету, тут было то же самое. И вдруг, посреди «Святой лжи», зазвучал голос – не голос певца, обычный мужской голос, но сильный, звучный. После короткого и странного сообщения снова послышалась музыка. Квиллер перемотал кассету и прослушал ещё раз.
«А теперь, друг мой, слушай сюда! – потребовал голос. – Действуй порасторопнее, не то пожалеешь. Ты меня знаешь. Неси, и побольше. Не будет товара – не будет и денег. Придётся кое-что поменять, тут становится жарковато. Найдешь меня в субботу, слышишь? После ужина буду у лодочной пристани».
Кассетой пользовались совсем недавно. Только накануне Коко включал магнитофон и слушал Брамса. С того времени здесь кто-то был и либо оставил это послание, либо прослушал его, а потом поставил кассету не той стороной. Тот, кто украл золотые часы и золотую авторучку, но это случилось раньше. Какие-то неизвестные личности приходили и уходили, распоряжались здесь как у себя дома, а тете Фанни это казалось проявлением соседского дружелюбия.
