Дороти Ли Сэйерс - Престолы, Господства
Он вопросительно поднял голову.
— Наконец-то я извлекла труп из резервуара, — объявила Харриет.
— Очень рад. Как добросовестный домовладелец, я уже начинал беспокоиться о городском водоснабжении.
— Мне тут нужно кое-что найти, но, может быть, ты мне поможешь. Всё о загрязнении воды, о сточных водах, о фильтрах и прочем. И что городской совет — это в компетенции городского совета? — сделал бы в связи с такой ситуацией… или должна быть водная коллегия? У меня есть комичный санитарный инспектор, с которым я предпочла бы работать.
— Я попытаюсь, — сказал Питер, делая аккуратное примечание на листке бумаги, прежде чем закрыть фолиант. — Это что: Лондон, большой город, провинциальный город или просто посёлок? Откуда он получает воду? Каков объём резервуара? Сколько времени тот тип был внутри, и как сильно он, скажем так, продвинулся на пути к полному развоплощению?
— В этом-то и проблема, — сказала Харриет. — Смогут ли эксперты точно сказать, сколько времени тело находилось в воде? Могут иметься сомнения относительно срока?
— Ты хочешь, чтобы сомнения были?
— О да. В идеале я хотела бы, чтобы казалось, что тело пробыло в воде намного более короткий промежуток, чем на самом деле. Если это можно сделать правдоподобно.
— Ну, почему бы не вытащить его на некоторое время на берег, а потом снова погрузить. Это здорово спутало бы временные рамки.
— Но вытащенное тело найдут.
— Не обязательно. Предположим, ты положила его в воду не в муниципальном резервуаре, а где-нибудь в Хайгейтских прудах. Они — один из источников реки Флит, давным-давно заключённой в трубу и исчезнувшей с глаз долой, а теперь и из сердца вон. У меня есть несколько интересных старых карт, которые помогли бы тебе проследить её.
— Но разве его не вынесло бы просто в Темзу, где его быстро обнаружили бы?
— Нет, потому что эти затерянные старые реки часть времени пересыхают. Имеется система перехватывающих коллекторов. Взгляни на карту, видишь: старые реки подходили к Темзе примерно под прямым углом; они были чрезвычайно загрязнены и были рассадниками холеры и дизентерии. Так вот, после «Великой вони» 1858 года…
— Что такое «Великая вонь»? — спросила очарованная Харриет.
— Зловоние от периодически возникавших в Темзе островков из нечистот, причём настолько ужасное, что на окнах Вестминстерского дворца пришлось повесить занавески, пропитанные хлорной известью, чтобы члены парламента могли заниматься текущими делами.
— Значит, им пришлось предпринять какие-то шаги?
— Да. Инженер по имени Джозеф Базэлджет, имя которого должно было бы стать бессмертным и известным каждому школьнику, если бы в мире существовала справедливость, построил перехватывающие коллекторы, идущие параллельно Темзе на трёх уровнях, и по ним нечистоты уносятся дальше и вливаются в Темзу ниже Лондона. Смотри, вот здесь на карте они бегут с востока на запад.
— Они всё ещё работают?
— Да. Конечно, около устьев теперь имеются очистные сооружения. И бедные сточные реки всё ещё бегут забытые у нас под ногами. Где вы, потоки прошлых лет? Уолбрук, Флит, Уестборн? [57]
— Значит Уэстборн-Гров когда-то была просто рощей у западного ручья? [58] Забавно, что никто не останавливается подумать, что же в действительности означают названия мест — с тем же успехом они могли бы называться и на китайском.
— «В речном далёком крае, что утомил меня…» [59] Видишь ли Харриет, я имел в виду, что, если твоё тело засосало в подземную систему рек на Хайгейтских прудах, его могло бы вынести во Флит поэтапно: сначала к коллектору на верхнем уровне, где его задержит плотина, затем во время ливня вода смывает его с плотины и тащит до среднего уровня, затем ещё ниже и, наконец, в Темзу, чтобы напугать смотрителя маяка. Так подойдёт? Конечно, могут иметься решётки, водоводы и прочее. Я мог бы узнать, если хочешь.
— Ради красоты сюжета мы могли бы проигнорировать решётки, — заметила Харриет.
— Как я завидую твоей способности с лёгкостью брать факты или отбрасывать их, — вздохнул Питер.
— Мне придётся перенести место действия из сельской местности в город. Но спасибо, Питер, ты очень помог.
— Рад оказаться полезным, — сказал его светлость. — Теперь относительно воздействия на труп неоднократного погружения в грязную воду…
«В-третьих, — бормотала про себя Харриет, обуреваемая эмоциями, — брак создан для взаимного общения, помощи и комфорта, которые один должен получать от другого». — Она уселась за противоположную сторону стола, и они с упоением погрузились в статистику трупного разложения.
4
Удивительное дело, какая полная бывает иллюзия того, что красота есть добро.
Лев Толстой[60]
Некоторые женщины вовсе не красивы, а только так выглядят.
Карл Краус [61]
Именно мистер Пол Делягарди сочинил: «Нужно иметь комплект женщин, как рубашек: одна на день и одна на ночь». И когда ему указали, что это решение противно как закону, так и морали, он добавил, пожав плечами: «Pour être bonne femme il faut être bonne à tout faire», то есть хорошая жена должна быть хороша во всём. Закон (который, как сова Минервы, лучше видит ночью, чем днём) в своей мудрости уделяет больше внимания постели, чем столу, полагая, что удовлетворение одной потребности подразумевает и удовлетворение другой. Частичное оправдание этому — фокусирование внимания на наследовании собственности. Однако распространённая ошибка, — очень распространённая среди людей с недостатком конструктивного воображения в отношении искусства совместного проживания, — это считать, что потерянное на дневной карусели может быть возмещено на ночных качелях. Мистер Делягарди не разделял этого заблуждения и поэтому оставался холостяком. Он был слишком ленив и эгоистичен, чтобы применять к личным проблемам свою способность проникновения в суть вещей. Его больше привлекала возможность расслабиться и наблюдать ошибки, сделанные другими, чем давать яркий пример для подражания.
И всё же в построенной им жёсткой структуре оставалось уязвимое звено. Он обнаружил, что сама мысль о том, что его племянник Питер к прискорбию женат, расстроила его прекрасное пищеварение. Вопреки обычаю он предложил себя в роли адвоката житейской премудрости ещё до свершившегося, стремясь в этом особом случае предотвратить, а не просто посмаковать катастрофу. То, что в характере племянника были тайные уголки, куда не проникал сухой свет его собственной проницательности, он с сожалением сознавал. К настоящему времени он уже в течение почти тридцати лет помогал Питеру отделять дневные дела от ночных, сознавая всё это время, что для Питера это разделение совершенно искусственно. Наблюдая, как племянник теперь пытается осуществить рискованный синтез, как в химическом эксперименте, он осторожно держался в стороне: раз уж ничем не помочь, можно, по крайней мере, воздержаться от мельтешения под рукой экспериментатора. Наблюдать всегда было его métier; [62] но наблюдать с волнением — это было чем-то новеньким. Во время их краткой встречи в Париже лицо его племянника оставалось для него загадкой — это было лицо человека, который ничего не считает само собой разумеющимся.
