Джон Карр - Убийства единорога
– Я не верю в эту чушь, – заговорил он приятным голосом, разминая в пальцах сигару. – Повторяю, Рэмсден, кто-то вас разыгрывает. Я ожидаю встретить здесь этого мошенника не больше, чем… ну, скажем, единорога. Но, как сказал мистер Миддлтон, к чему рыпаться? У нас превосходный хозяин, веселая компания и «Рёдерер» 1921 года. Так что, друзья мои, я вполне удовлетворен. – Он вставил в рот сигару. – Почему, доктор Эбер, вы так стремитесь уехать?
– Я мог бы спросить, – вежливо отозвался Эбер, – почему вы так стремитесь остаться, но не стану этого делать. Zut![26] – неожиданно рявкнул он. – Вам известно, что знаменитый преступник угрожал лететь с нами в самолете. Вчера вечером об этом сообщили все марсельские газеты.
– Нам известно и побольше этого, – проворчал Рэмсден. – Покажите ему письмо, месье д'Андрье.
Доктор прочитал письмо, и его лицо пожелтело.
– И никто из вас ничего не предпринял? Вы что, с ума сошли? Неужели вы даже не вызвали полицию?
Хейуорд пошевелился на стуле.
– Не будем начинать все заново. Напротив, доктор, если кто-то из полицейских здесь появится, дворецкому приказано вышвырнуть его пинком пониже спины. Теперь все довольны?
Молодой Миддлтон, раскачиваясь на каблуках, что-то бормотал по-немецки озадаченной Эльзе и выглядел почти таким же довольным, как д'Андрье.
– Попробую выдвинуть несколько догадок, – сказал он. – Для начала заявляю, что мистер Хейуорд – это Гаске.
– Что? – воскликнул Рэмсден, повернувшись к нему. – Почему?
– Потому что я пишу детективы, – откровенно признался Миддлтон. – Они не слишком известны и, вероятно, не слишком хороши. Но я повторяю, что он должен быть Гаске.
Хейуорд усмехнулся, выглядев польщенным.
– Ну, я мог бы им быть, – согласился он. – Хотя в самолете был один странный тип, на которого я положил глаз, – кстати, он до сих пор не появился. Продолжайте, дружок.
– Мы здесь играем не только в обычную игру «Найдите преступника», – Миддлтон возбужденно постукивал пальцем по ладони, – но и в игру «Найдите сыщика». Так кто же из нас преступник, а кто сыщик? Взять, к примеру, мистера Хейуорда. Он никак не может быть Фламандом…
– Интересно, почему? – осведомился Хейуорд обиженным тоном.
– Потому что это было бы слишком просто. В личности его типа люди сразу бы заподозрили преступника. Я объясню вам, что имею в виду. – Миддлтон говорил как фокусник, просящий кого-то снять карту. – Например, священника достаточно легко сделать убийцей – это может прийти в голову каждому. А попробуйте сделать его детективом!
– Оуэн, я не шелаю, штобы ты говорить против церковь! – сказала прекрасная Эльза. – Это не есть хорошо. Если мы остаться здесь, я бы хотеть принять ванну, пошалуйста.
Два лакея под руководством Огюста внесли в коридор багаж. Эльза и Эвелин отправились переодеваться. Эбер, греющий руки у огня, повернулся к остальным.
– Полагаю, вы думаете, что это шутка, – заговорил он так тихо, что мы все уставились на него. – Я тоже умею шутить. Но не над этим. Понимаете, мне известно кое-что, о чем не знаете вы.
– Что именно? – спросил д'Андрье.
– Что Фламанд действительно убийца, – ответил доктор. – Потому я и еду в Париж. Прошлой ночью он убил человека в Марселе.
– А почему, – спокойно осведомился д'Андрье, – вы должны ехать в Париж из-за того, что человека убили в Марселе?
– Из-за того, как было совершено убийство. – Эбер постучал двумя пальцами по портфелю. – Я не могу это объяснить. Возможно, это удастся сделать в Париже, но я этому не верю. Все дело в ране на голове жертвы. – Он перешел на французский и заговорил быстрее, обшаривая нас глазами. – Скажу откровенно: я не понимаю, каким образом подобная рана могла быть нанесена человеком. Я не фантазирую, господа, но мне кажется, ее мог нанести только длинный острый рог животного.
Впервые в комнату с позолоченной мебелью начал прокрадываться ужас. Он не только звучал в словах желтолицего человека в черном костюме, стоящего у камина, но и ощущался сам по себе, как физическое лицо. За окнами бурлила река. Рэмсден с его брюшком, рыжими волосами и мешковатым твидовым костюмом казался наименее впечатленным. Он даже усмехался, но за его усмешкой скрывалось подозрение.
– Несомненно, единорога? – спросил он вежливым голосом, не похожим на его обычный лай.
– Не думаю, – серьезно ответил Эбер. – Поймите, я только констатирую факт.
– Наконец-то мы добрались до единорога, – пробормотал д'Андрье. – Это озадачивает меня больше всего. Конечно, я не стану задавать очевидный вопрос, что такое «единорог»…
– Нет-нет, – сказал Рэмсден. – Пусть Фламанд сам это выясняет.
Все еще мрачно улыбаясь, он достал из кармана револьвер «браунинг», повернул коротким указательным пальцем барабан и снова спрятал.
– Начинаю интересоваться, не заманили ли меня в ловушку мои спортивные инстинкты. Тем не менее, я готов продолжать игру.
Лакей принес поднос с аперитивами и двумя серебряными портсигарами.
– Мы прервали вас, доктор Эбер, – заговорил по-английски д'Андрье. – Вернемся к человеку, которого убили в Марселе. Меня это заинтересовало… Виргинские в этом портсигаре, мистер Миддлтон, а турецкие в другом… Особенно из-за легенды.
– Легенды? – переспросил Рэмсден.
– Мне следовало сказать – из-за суеверия. В отличие от большинства моих соотечественников я немного попутешествовал и знаю страну, где распространено одно неприятное суеверие. Там считают, что быть пронзенным рогом единорога – судьба предателя.
Я медленно окинул группу взглядом. Хейуорд вынул изо рта сигару и выпрямился. На лице Миддлтона возбуждение боролось с сомнением – казалось, ему хочется верить в происходящее, но он считает это шуткой. Эбер презрительно отмахнулся. Наш хозяин рассматривал бокал на просвет, а Рэмсден поднес свой бокал к губам. Старый Г. М., который расположился на диване в стиле ампир и не произнес ни слова с тех пор, как мы вошли в комнату, оставался бесстрастным, как играющий в покер Будда. Бурное течение Луары заставляло позвякивать хрустальные подвески на стене.
Внезапно Рэмсден поставил бокал и обернулся.
– Вам лучше взять дело в свои руки, Мерривейл, – сказал он. – Этот парень знает слишком много.
– Угу. Начинаю думать, сынок, что мне пора этим заняться. – Г. М. посмотрел на Эбера и ткнул в его сторону черенком трубки. – Пока я слушал вас, док, мне пришло в голову, что вы делаете очень странные выводы. «Фламанд убийца», – заявили вы. «Почему?» – спросили мы. «Потому что жертва умерла от раны, которая не могла быть нанесена человеком, а только рогом животного». Тогда почему вы приписываете это Фламанду?
