Джун Томсон - Тайные хроники Холмса
Действительно ли Холмс его не расслышал или предпочел притвориться, я с уверенностью сказать не могу, Хотя склоняюсь ко второму предположению. Продолжая пребывать в приподнятом настроении, мой старый друг распахнул металлическую дверь и прошел на сцену, чувствуя себя среди сваленных в кучи бутафории и декораций так же непринужденно, как среди книг и научных приборов у нас дома на Бейкер-стрит.
Если бы иллюзии, которые я испытывал в отношении театральной жизни, уже не были вдребезги развиты, то по ним был бы нанесен сильный удар, как только мы вышли на сцену. Без ослепительного света прожекторов, в полумраке нескольких тусклых лампочек сцена выглядела жалкой и убогой: она не имела ничего общего с тем восхитительным зрелищем, которое я наблюдал, сидя в третьем ряду партера.
В рассеянном свете тусклых лампочек декорации, казавшиеся мне раньше великолепными, на самом деле представляли собой грубую мазню, а утопавшая в розах беседка являла собой не более чем согнутую в форме арки хлипкую металлическую решетку, покрытую унылыми искусственными цветами с пыльными лепестками.
Артисты, принимавшие участие в первом отделении, представляли собой столь же неприглядное зрелище. Они стояли на сцене несколькими небольшими группами, некоторые из них еще были в своих вызывающе крикливых шелковых с блестками актерских костюмах, другие уже переоделись. На этих обшарпанных подмостках, на фоне неряшливо размалеванных холстов и пыльных искусственных цветов актеры выглядели самыми заурядными смертными, да еще и на удивление подавленными.
Продолжая неотступно следовать за Холмсом, мы прошли через всю сцену, гулко печатая шаги, и остановились перед опущенным занавесом. Тем временем констебли по приказу Лестрейда заняли посты с двух сторон сцены, чтобы в любой момент преградить путь убийце, если он попытается спастись бегством.
Но кто же был этим самым убийцей? Один из двух канатоходцев, стоявших рядом со своими партнершами, или «человек-змея» в накидке, накинутой на трико, который с близкого расстояния выглядел несколько менее уверенно, чем на сцене? А может быть, преступление совершил клоун в поношенном клетчатом костюме или дрессировщик тюленей, который теперь, к счастью, был здесь без своих питомцев?
Пока эти вопросы роились у меня в голове, между Холмсом и инспектором Лестрейдом происходила тихая перебранка, во время которой полицейский все время норовил сунуть программку под нос моему другу. Хоть я почти не мог разобрать их слов, общий смысл перепалки был вполне ясен — по выражению тупой ярости на лице Лестрейда и вскинутым бровям Холмса, недоуменно взиравшего на него с невинной улыбкой.
— Кто убийца? — спрашивал Лестрейд.
— Неужели вы до сих пор так этого не поняли? — донесся до меня ответ моего друга.
Мне было совершенно очевидно, что Холмс, который сам нередко испытывал склонность к театральным эффектам, сейчас просто наслаждался сложившейся ситуацией. Тем не менее вскоре он смилостивился. Взяв у Лестрейда программку, он вынул из кармана карандаш и манерным жестом провел жирую линию под одним из напечатанных там имен, после чего, слегка поклонившись, вручил программку инспектору.
Лестрейд взглянул на имя, удивленно уставился на Холмса и, получив в ответ утвердительный кивок, прочистил горло и сделал шаг вперед.
— Дамы и господа, — произнес он, — в мои намерения не входит надолго вас здесь задерживать. Тщательно рассмотрев все имеющиеся в распоряжении следствия улики, я должен исполнить свой долг и арестовать убийцу мадемуазель Россиньоль. Этот человек… — Лестрейд заглянул в программку, чтобы удостовериться в правильности произносимого имени, — этот человек… Вигор, «Чудо из Хаммерсмита».
В течение нескольких секунд стояла гробовая тишина, потом послышался шорох торопливых шагов, поскольку те, кто были рядом со злодеем, поспешно от него отходили, так что вскоре он оказался в одиночестве посреди сцены.
«Человек-змея» скинул с себя накидку и остался в одном трико из шкуры леопарда. Одеяние это было вполне уместным, поскольку, когда он присел на корточки и стал пятиться от нас к дальнему краю сцены, во всем облике — в сильном и гибком теле, напряженных мышцах рук, сверкающем взгляде — чувствовалось сходство с этой огромной хищной кошкой, когда ее загоняют в угол.
Никто из присутствующих и вскрикнуть не успел, как он, подобно сжатой пружине, распрямился и прыгнул, причем не к краю сцены, у которой находились дюжие полицейские констебли, а вперед, к просцениуму, где перед самым опущенным занавесом стояли мы с Холмсом и Лестрейдом.
Лишь удивительное присутствие духа Холмса помешало Вигору проскочить мимо нас в темную пустоту зрительного зала. Холмс успел схватить боковую тюлевую часть занавеса и резко дернул ее вниз: она, как сеть, упала сверху на летящую в прыжке фигуру.
Я воздержусь от изложения потока ругани и проклятий, которые изрыгало «Чудо из Хаммерсмита», пока констебли не надели на него наручники и не увели прочь. Достаточно будет заметить, что репутации «французского соловья» был нанесен окончательный и непоправимый удар, не оставивший присутствующим никаких сомнений относительно ее нравственности. Даже Лестрейд, несмотря на свое тесное знакомство с преступным миром, был шокирован таким потоком площадной брани.
— Это просто возмутительно, — сказал он, когда мы сошли со сцены. — Певица, конечно, не была дамой безукоризненного поведения, но это не повод для того, чтобы поливать ее такой бранью.
— Тем не менее вы арестовали преступника, за которым пришли, — резонно заметил ему Холмс.
— Благодаря вам, мистер Холмс. Но, простите, я так и не понял, где же, черт возьми, он мог спрятаться в уборной певицы. Если верить Баджеру и мисс Бадд, они там все обыскали, даже под стол заглянуть не забыли.
— А под стул — забыли, — возразил Холмс. — Этот Вигор — «человек-змея», он мог складываться самым неестественным образом. Когда мисс Бадд отправилась в «Краун» исполнять поручение своей хозяйки, он бесшумно вышел из-за ширмы, где спрятался загодя, и, подняв с пола чулок, напал на мадемуазель Россиньоль сзади. Поскольку в тот момент мадемуазель Россиньоль была занята вторым чулком, она не заметила его приближения.
Вспомните, Лестрейд, мое замечание о том, что даже мне, холостяку, не надо обладать чересчур богатым воображением, чтобы представить себе картину преступления. Что делает женщина, когда снимает чулки? Ответ очевиден — она поднимает юбки, чтобы облегчить себе задачу. Однако юбки мадемуазель Россиньоль были в полном порядке. Мало того, они были очень тщательно расправлены вокруг стула.
