Эллери Куин - Смерть в Голливуде
— Граница нашего участка идет вниз, под гору, — сказала Лаурел, когда они вылезли из автомобиля. — Прямо по направлению к дому Приама. Наш лес непосредственно переходит в его. Если идти напрямик, то тут совсем рядом.
— На мой взгляд не так уж и рядом, — пробормотал Эллери. — Не ближе, чем от гнезда орла до норы спрута на дне морской впадины. Какой славный особняк, в истинно староиспанском стиле! Не то что жалкие подделки, встречающиеся тут на каждом шагу. Делия Приам жестоко наказана: быть рожденной в таком вот доме и влачить жалкое существование совсем в другом!
— А, так она уже рассказала вам о себе, — пробормотала Лаурел, увлекая его к дому. Почерневшие кафельные плиты под ногами и кружево железных испанских решеток давали ощущение прохлады и свежести. Они вошли в просторную гостиную с огромным камином, украшенным изразцами с рисунками Гойи. Повсюду были книги, ноты, картины, керамика и огромные вазы с цветами. Появился улыбающийся японец довольно высокого роста и взял шляпу Эллери.
— Ичиро Сотава, — представила его Лаурел. — Ичи служит у нас уже целую вечность. Ичи, это мистер Куин. Он интересуется обстоятельствами смерти папы.
Улыбка исчезла с лица слуги.
— Беда, беда, — закачал он головой. — Совсем плохое сердце. Хотите выпить, сэр?
— Спасибо, не сейчас, — отказался Эллери. — А все же, сколько времени вы служите у Хиллов, Ичиро?
— Шестнадцать лет, сэр.
— Значит, вам ничего не известно о том, чтобы было до… А что этот шофер, Симон, кажется?
— Шимми сейчас возит по магазинам миссис Монк.
— Да нет, я хотел узнать, как давно он служит здесь.
— Примерно лет десять, — сказала Лаурел. — И миссис Монк столько же.
— Тогда у меня все, Лаурел. Приступим.
— К чему?
— Скажите, Лаурел, с того времени, как с вашим отцом случился инфаркт и до самой смерти он не покидал спальни?
— Нет. Мы с Ичи по очереди ухаживали за ним круглосуточно, в течение всей недели.
— Значит, начнем со спальни. Проводите меня.
Через полтора часа Эллери распахнул дверь спальни Лендера Хилла. Лаурел сидела в оконной нише, скрючившись и привалясь к стене.
— Вы можете считать меня слабонервной дурочкой, — заявила она, не оборачиваясь, — но когда я прихожу сюда, у меня встает перед глазами папино мраморное лицо с синими губами и беспомощно отвисшей челюстью… совсем на папу непохоже. Ничего общего.
— Зайдите сюда, Лаурел.
Она вздрогнула. Потом вскочила и торопливо подошла к нему.
Эллери захлопнул за ней дверь.
Глаза Лаурел заметались по комнате из стороны в сторону. Однако ничего такого особенного в неприбранной до сих пор спальне она не увидела. Покрывало, простыни и стеганое одеяло были сдернуты в сторону и обнажали край матраса.
— Что, — прошептала Лаурел.
— Записка, которую ваш отец достал из коробки на ошейнике собаки, была на очень тонкой бумаге? — спросил ее в свою очередь Эллери.
— Да. Что-то вроде папиросной.
— Бумага белая?
— Белая.
Эллери удовлетворенно кивнул. Он подошел к открытому краю матраса и сказал:
— Лаурел, он пробыл тут в течение всей недели от инфаркта до смерти. Много ли посетителей побывало у него за это время?
— Экономка Приама. Несколько служащих из конторы. Пара друзей.
— В какой-то момент в течение этой недели ваш отец испугался, что записка может быть украдена или уничтожена. Поэтому он принял меры предосторожности. — Эллери провел пальцем по боковой стороне матраса сверху вниз вдоль одной из голубых полос матрасного тика. — У него не было иного орудия, чем перочинный ножик, вот он — на ночном столике. К тому же ваш отец, видимо, делал все в спешке, чтобы никто не застал его за этим занятием. Поэтому работа слегка топорная, — палец Эллери внезапно провалился в какое-то отверстие. — Вот, он просто сделал надрез там, где сходятся встречные голубые полосы, как на всех матрасах испокон веков. И засунул туда записку, где я ее и обнаружил.
— Записку! — с трудом выговорила Лаурел, задыхаясь. — Вы обнаружили записку! Дайте мне взглянуть.
Эллери сунул руку в карман. Он готов был уже вытащить ее, как вдруг остановился. Его внимание было приковано к одному из окон.
В десяти ярдах от окна росло старое ореховое дерево.
— Ну?! — торопила его недоумевающая Лаурел. — В чем дело?
— Отойдите от кровати, зевните или улыбнитесь мне, если можете. Потом отправляйтесь в соседнюю комнату. Оставьте дверь открытой.
Девушка от изумления округлила глаза.
Затем отошла от кровати, зевнула, потянулась, оскалила зубы и пошла к двери. Пока она шла, Эллери слегка перемещался так, чтобы постоянно находиться между нею и окном.
Когда она исчезла в проеме двери, он внезапно ринулся следом и захлопнул за собой дверь, чему-то усмехаясь.
И опрометью бросился к лестнице.
— Эллери…
— Стойте где стоите!
Он кубарем скатился по черным ступенькам и оставил Лаурел стоять с разинутым от изумления ртом.
Высоко, на самой макушке ореха восседал мужчина, пристально вглядываясь в окно спальни Лендера Хилла. Его укрывал шатер листьев. Но солнце светило настолько ярко, что Эллери готов был поклясться — этот парень сидел на дереве в чем мать родила.
ГЛАВА IV
Голый парень исчез. Эллери метался между деревьями, чувствуя себя вторым Робинзоном в поисках своего Пятницы. С вымощенного плитами дворика за ним наблюдали изумленные Ичиро и коренастый розовощекий парень в шоферской фуражке. Парень держал под мышкой большой пакет с продуктами.
На вскопанной садовой земле Эллери обнаружил отпечатки больших мужских ног. Следы были резко вдавлены у носка, что говорило о том, что человек прыгал или бежал. Они вели прямо в лес. Эллери ринулся в ближайшие кусты и тут же наткнулся на петляющий, но свежий след. Рядом было множество подобных же следов, образующих тропку в зарослях и идущих в обоих направлениях: от дома и обратно.
«Для него, видно, шнырять туту дело привычное», — пробормотал Эллери. В лесу было жарко и влажно, он быстро вспотел, замучился и начал потихоньку беситься, но шел по тропинке все дальше.
Тропка внезапно обрывалась в самой чаще. И больше нигде ни одного следа… Огромный толстый ствол старого дерева, кажется, дуба, находился на расстоянии не менее одного ярда от конца тропинки. Ни сучьев, ни вьющихся растений… Голый отвесный неохватный ствол.
Эллери стоял и вертел головой во все стороны. Наконец он догадался взглянуть прямо вверх. Густая крона дерева тянулась к небу зеленым шатром. Самый нижний сук нависал прямо над тем местом, где обрывалась тропинка. Но и он находился на высоте не менее тридцати футов.
