Кэролин Харт - Письмо из дома
Затрещал телетайп. Гретхен не обращала внимания на ползущую ленту. Она заговорила громко и торопливо.
— Мистер Кули, вы могли бы поговорить с кем-то, кто ее знал. Кто покупал ее картины, работал с ней в супермаркете. От них можно узнать, какой она была на самом деле…
С теми, кто рассказал бы, что ее смех звенел легко и свободно, словно серебряная ложка в хрустальном бокале. Или о том, как она выбегала во двор летним вечером, подхватывала за руки Барб и других девочек и кружилась в счастливом танце, распевая эту глупую песенку «Мерси Доутс».
Кули пристроил шляпу на затылок и холодно посмотрел на нее.
— Кто, я? Я не сестра-утешительница, малышка. За такими статьями — пожалуйста, к Джуэл. Или сама пиши. Пусть все приготовят платочки.
Дверь за ним захлопнулась, и Гретхен повернулась к мистеру Деннису.
— В его статье она будет выглядеть как дешевка. Как будто она заслуживала смерти. — Перед глазами стояла все та же картина: тело миссис Татум и распухшее, убитое горем лицо Барб.
Мистер Деннис откинулся на стуле, сцепил руки за головой, нахмурился.
— В его статье будут только факты.
— Факты… — Гретхен помолчала. Она не знала, как объяснить ему. Но, взглянув в его тусклые зеленые глаза, вдруг поняла, что ему все ясно.
Деннис медленно кивнул.
— Все правильно, малышка. Ты соображаешь быстрее многих. Зависит от того, какие факты, так? — Он ткнул в статью Кули. — Все факты здесь — чистая правда. Ральф, конечно, трепло, но чутье у него есть. Но ты не считаешь, что бар, спиртное, скандалы — это все о Фей Татум. Вот что я тебе скажу: иди и сделай свою статью о Фей. Пообещай мне только одно.
— Да, сэр? — Гретхен посмотрела в его угрюмые, скептичные, серьезные глаза.
— Обещай, что напишешь чистую правду.
И, заскрипев стулом, он повернулся к своей пишущей машинке.
— Не хочешь еще лимонаду, Гретхен? — Миссис Форрестер накручивала волосы на крупные бигуди, и они обрамляли ее лицо пышными каштановыми волнами. У нее была молочно-белая кожа и светло-голубые глаза. Розовое отрезное платье накрахмалено до хруста. Это был бы обычный летний день на обычной веранде, расцвеченной белыми плетеными креслами с синими думками, если бы не тоска, застывшая в ее глазах, и не плед, скрывающий отсутствие ног у сидевшего рядом молодого человека в инвалидном кресле.
У Гретхен заныл живот, то ли от кислого лимонада, то ли от боли, горя и мужества, наполнявших дом Форрестеров. А еще ее снедала тревога, потому что она обещала выяснить правду о Фей Татум и теперь не знала, с чего начать.
— Нет, мэм, спасибо. Ты узнал, когда пойдешь на занятия, Билли?
Билли унаследовал от матери золотисто-каштановые волосы, но худое лицо покрывали веснушки. Да он и весь исхудал. Хлопковая рубашка с короткими рукавами просто болталась на нем.
— Не знаю, когда будет следующая операция. Один участок никак не заживает. После этой операции будет ясно, что делать. У меня все спланировано. — От волнения он заговорил громче. — Президент должен подписать указ, чтобы ветераны могли учиться в колледже. Я пойду в сельскохозяйственный. Хочу стать ветеринаром.
Гретхен вспомнила, что ее дядю Сильвестра все время будили среди ночи: то у коровы трудные роды, то колика у лошади. Она подумала о бугристой земле на фермах и ранчо, о колеях на скотном дворе.
Миссис Форрестер прижала к глазам смятый платок. Плечи ее затряслись.
Билли вцепился в подлокотники коляски.
— У меня будут протезы. Я буду ходить. — На мать он не смотрел.
Гретхен опустила глаза на свои записи. Плакать было нельзя. Она быстро пометила: протезы.
— А почему ты хочешь стать ветеринаром?
Билли разжал руки.
— Животные не… — Он умолк. Гретхен ждала. Он набрал воздуха. — Я хочу помогать им жить.
— Животные не… — повторила она.
Рот его скривился. Он молча разглядывал плед и его разоблачающие складки: никаких выпуклостей, лишь плоская поверхность ткани.
— Животные не бросают гранаты. Они вступают в честный бой. — Он кивнул, и на его лице пролегли морщины. — Иногда они убивают, но при этом не уничтожают все на своем пути. Я люблю животных. Всех. Вот так я и сделаю…
Гретхен строчила не останавливаясь и едва успела уловить его последние слова, он произнес их едва слышно: «…или умру». Она быстро подняла голову. Эти слова она не стала записывать. Их он сказал не ей и не матери, а самому себе.
Он сцепил руки и усмехнулся.
— Ну как, Гретхен, нравится тебе работать в «Газетт»?
— Я хочу стать репортером так же сильно, — она смело посмотрела ему в глаза, — как ты ветеринаром.
Он протянул ей руку, и она горячо пожала ее.
Миссис Форрестер воскликнула:
— Репортером? Гретхен, неужели ты это всерьез? Я думала, ты просто работаешь у них летом, и пишешь такие славные статьи, как про Роуз Дру. Ты же не хочешь стать настоящим репортером? В газетах пишут такие ужасные вещи. Сегодня вот по радио передали про Фей Татум. — Лицо ее неодобрительно напряглось, так что резко обозначались складки у рта. — Тебе не следует знать про таких женщин.
— Мама, перестань, — резко вмешался Билли, — миссис Татум не была «такой». И Барб чудесная девочка.
— Порядочные женщины не ходят по барам. — Губы миссис Форрестер сложились в тонкую, плотную линию.
Гретхен до боли сжала карандаш.
— Она просто любила танцевать, только и всего. — Она встала, свернула листки желтой писчей бумаги в трубку.
Миссис Форрестер тоже встала. Лицо ее застыло, словно пруд в январе.
— Замужней женщине не пристало резвиться, словно юной девушке.
Билли ударил по подлокотнику:
— Ma, в танцах нет ничего плохого.
— Танцы — просто предлог, Билли. — Ее выцветшие глаза сверкали.
Билли потеребил бахрому пледа.
— Я тоже раньше танцевал. В армии все время ходил на вечеринки.
Он не обратил внимания на сдавленный вскрик матери. В семье Форрестеров не танцевали и не употребляли спиртное.
— Может, миссис Татум испугалась. Или почувствовала себя одинокой и подавленной. А когда играет громкая быстрая музыка, все улетает прочь, хоть и ненадолго. Если она просто танцевала, ничего в этом плохого нет.
— Если бы она просто танцевала, была бы сейчас жива. — Миссис Форрестер вскинула голову, словно учуявшая змею лошадь.
Гретхен помедлила у двери.
— Никто не знает наверняка, что произошло. Полиция не знает, только пытается выяснить. Я собираюсь написать статью о миссис Татум. Сначала поговорю с людьми, кто ее хорошо знал.
— Меньше говорить — скорей забудется, — высокомерно бросила миссис Форрестер.