Буало-Нарсежак - Современный французский детектив
— А не глупо ли было тогда убивать такого ценного человека, как Сорбье?
— Конечно, глупо. Я не верю в преднамеренное убийство.
— Где он работал, когда проводил опыты?
— Сейчас увидите.
Кассан закрыл последнюю бронированную дверь и повел Марея по коридору, напоминающему корабельный: по правой и левой стороне шли каюты, на потолке — шаровидные плафоны молочного цвета, резиновая дорожка вместо ковра. Они вошли в квадратную комнату, одна из стен которой была стеклянной. Сквозь нее видна была Сена, нагромождение крыш и бескрайнее небо, почти очистившееся от туч, на котором сияла многоцветная дуга радуги, размытая дождем. Марей медленно обошел комнату… Та же аскетическая обстановка, что и там, в кабинете, где умер Сорбье… ящики с бумагами, картотека, голый стол…
— Ему здесь не нравилось, — заметил Кассан.
— Почему?
Кассан кивнул в сторону Парижа, над которым еще нависала пелена дождя.
— Он не любил, чтобы за ним наблюдали!
— Да… Понятно, — сказал Марей.
— И потом, — продолжал Кассан, — здесь его часто отрывали, вот, взгляните!
Он открыл дверь, и Марей, наклонившись вниз, увидел длинный зал, где работало около двадцати инженеров. Кассан тихонько притворил дверь.
— Его ближайшие помощники, — сказал он.
— Значит, его изобретение, — заметил Марей, — это в какой-то мере результат коллективных усилий?
— Разумеется! Времена Эдисона или Бренди миновали.
— Позвольте, может, я скажу глупость… но в таком случае достаточно было похитить кого-нибудь из этих инженеров или подкупить…
Кассан покачал головой.
— Не имеет смысла. Коллективная работа проводится частями. Всей суммой сведений владел только один человек — Сорбье. Цилиндр был плодом его личных изысканий.
Привлеченный пробившимися солнечными лучами, Марей вернулся к окну. Отсюда, сверху, хорошо был виден весь центр: шахматное расположение строений, центральный двор, вход в который перекрывался красно-белым шлагбаумом, как на железнодорожном переезде, застекленная кабина папаши Баллю, крытая толем крыша велосипедного гаража… Взгляд Марея скользил вдоль ограды, опоясывающей территорию завода… Вон там — флигель чертежников, калитка в переулок… в самой глубине — сторожка Леживра… Дальше раскинулся Курбвуа с другими заводами, другой жизнью… И с минуты на минуту смерть могла превратить этот уголок мира в пустыню. Ему, Марею, предстояло помешать разразиться катастрофе. А у него не было ни единой ниточки, он понятия не имел, за что зацепиться, с чего начать. Хотя нет, в бумажнике лежал этот конверт. Такая малость!
Марей вздохнул, прижал к стеклу влажный лоб. «Никто не выходил, — подумал он, — никто не мог выйти…» У него раскалывалась голова при одной мысли об этом. С чего начать?… Результаты вскрытия станут известны только завтра утром. Впрочем, что нового это ему даст?… А если Сорбье покончил с собой?… Быть того не может. Прежде всего, он не стал бы звать на помощь… И потом, нашли бы пистолет…
Кассан курил сигарету, выжидая.
— У Сорбье был пистолет? — спросил Марей, не оборачиваясь.
— Не знаю, — ответил Кассан. — Не думаю. Вообще-то у наших служащих нет оружия.
Это было и без того ясно, черт возьми! К тому же Сорбье не из тех людей, кто убивает себя. Надо отыскать что-то другое. Но что же, что?
— Кто из персонала остается на заводе с двенадцати до двух?
— Подсобные рабочие и кое-кто из служащих, живущих слишком далеко, но они не имеют права передвигаться по территории завода.
— Сколько всего человек?
— В это время года около пятидесяти. В обычное время больше.
— За ними следят?
— Непосредственно за ними — нет. Но за столовой наблюдают.
— А где столовая?
Кассан показал длинное одноэтажное здание в конце двора, в открытые окна которого виднелись ряды столов.
— За завтраком для Сорбье Леживр приходил именно сюда?
— Да. Обратите внимание на расположение дорожек. Они расходятся от двора веером. А на перекрестке — сторожевой пост. Отсюда вам не видно. Его скрывает крыша здания научной документации. Но пройти из столовой к центру, минуя сторожевой пост, нельзя.
— А охранники? Вы в них уверены?
— Это все бывшие полицейские. Их отбирали с величайшей тщательностью.
— Следовало бы поставить пост у калитки в переулок.
— Я знаю. Но повторяю еще раз: центр переживает трудный период реорганизации и модернизации. Существует план, согласно которому этого второго входа вообще не будет. К тому же следует принять во внимание, что в этой части центра нет ни одной важной службы.
Крыши сияли на солнце, поблескивали лужи, сверкали высоковольтные линии. Марей посмотрел на часы: половина четвертого. Кассан протянул пачку сигарет «краван».
— Позвольте предложить вам. — И добавил, поднося зажигалку: — У вас уже есть какая-нибудь версия?
— Никакой, — проворчал Марей. — И верите ли, больше всего меня смущает даже не столько преступление само по себе, а то, что вы мне сейчас показали. В банке, ювелирном магазине, в отеле я чувствовал бы себя в своей стихии. Я знал бы, с какого конца начать расследование. Но вся эта футуристическая обстановка… Вы понимаете, что я хочу сказать… Начинает казаться, будто здесь может случиться все что угодно… Будто можно стать невидимкой или убивать на расстоянии!
— Что же вы собираетесь сейчас делать?
Марей взглянул сверху на коротышку Кассана, слишком элегантного в своем габардиновом костюме.
— Принять ванну, — заявил он.
IV
В половине шестого комиссар Марей вновь встретился с Бельяром в начале улицы Саблон. Увидев на Бельяре темный костюм, Марей с досадой щелкнул пальцами.
— До чего же я глуп, — сказал он. — Ничего не поделаешь, придется пойти туда в таком виде. Бедная Линда не станет на меня сердиться.
Он запер машину и непринужденно взял своего друга под руку. Они шли по тенистому бульвару Морис-Баррес.
— Ну и темное дело!
— Ты не обнаружил ничего нового? — спросил Бельяр.
— Нет.
— Приходи к нам ужинать, Поговорим обо всем спокойно.
— Нет, спасибо. Сегодня вечером не смогу. Слишком много всего надо успеть. Забегу завтра, если будет время. Лучше, если ты ей скажешь… Сам знаешь, я на это не гожусь!.. К тому же вы были довольно близки.
Они остановились у ограды богатой виллы. Сад, гараж. Три этажа. Внушительная тишина.
— Близки — это, пожалуй, сильно сказано, — ответил Бельяр. — С Сорбье трудно было быть в близких отношениях. Просто мы встречались раз в неделю… чаще всего по воскресеньям.
