Агата Кристи - Два романа об отравителях
— Она безумно расстроена, просто безумно. Одна из студенток покончила с собой.
Пуаро молча уставился на нее. Потом что — то пробормотал себе под нос.
— Простите, месье Пуаро?
— Как зовут девушку?
— Селия Остин.
— От чего она умерла?
— Говорят, отравилась морфием.
— Может, это несчастный случай?
— Нет — нет, кажется, она оставила записку.
Пуаро тихо сказал:
— Этого я не ожидал. Не этого… Но все равно что — то должно было случиться. — Он поднял глаза на мисс Лемон, застывшую с карандашом в руках и блокнотом наготове. Пуаро вздохнул и покачал головой: — Нет, разберите — ка лучше утреннюю почту. Просмотрите письма и ответьте кому сможете. А я отправлюсь на Хикори — роуд.
Жеронимо впустил Пуаро в дом и, узнав в нем гостя, приходившего два дня назад, заговорщически зашептал, торопливо глотая слова:
— А, это вы, синьор… У нас беда… большая беда. Маленькая синьорина… ее нашли утром в постели мертвую. Сначала приходил доктор. Он качал головой. Теперь пришел инспектор полиции. Он наверху с синьора и падрона. Почему бедняжка решила убить себя? Вчера вечером было так весело, была помолвка.
— Помолвка?
— Да. С мистер Колин, вы знаете, такой большой, темный, всегда курит трубка.
— Понятно.
Жеронимо открыл дверь в гостиную и, впустив туда Пуаро, сказал еще более таинственно:
— Вы будете здесь, хорошо? Когда полиция уходит, я скажу синьора, что вы здесь. Ладно?
Пуаро кивнул, и Жеронимо ушел. Оставшись один, Пуаро, который не отличался особой щепетильностью, как можно тщательнее осмотрел комнату и начал рыться на полках, где хранились личные вещи студентов. Но ничего интересного не обнаружил.
Наверху миссис Хаббард беседовала с инспектором Шарпом, который задавал ей вопросы тихим, извиняющимся голосом. Инспектор, вальяжный мужчина, на первый взгляд казался воплощением кротости.
— Я понимаю, что вы огорчены и нервничаете, — утешающе сказал он. — Но как вам, наверное, уже сообщил доктор Коулз, мы производим дознание и поэтому хотим, так сказать, воссоздать верную картину событий. В последнее время девушка была расстроенной и подавленной, да?
— Да.
— Из — за несчастной любви?
— Не совсем, — замялась миссис Хаббард.
— Будет лучше, если вы мне все расскажете, — убеждающе произнес инспектор Шарп. — Повторяю: мы хотим воссоздать реальный ход событий. У нее были основания, хоть какие — нибудь, чтобы покончить с собой? Может, она была беременна?
— Нет — нет, ничего подобного. А замялась я потому, что девочка тут натворила глупостей, и я думала, что, может, не стоит теперь ворошить старое.
Инспектор Шарп кашлянул.
— Обещаю, что мы будем очень тактичны. Коронер наш — человек опытный. Но мы должны знать, что случилось.
— Да, конечно, вы правы. Дело в том, что месяца три назад… может, чуть больше, в доме стали пропадать вещи… мелочь… ничего особенного.
— То есть безделушки, украшения, нейлоновые чулки? А деньги?
— Нет, деньги, насколько мне известно, не пропадали.
— И виноватой оказалась эта девушка?
— Да.
— Вы поймали ее с поличным?
— Не совсем. За день до ее… смерти к нам приходил на ужин один мой друг, месье Эркюль Пуаро, не знаю, слышали вы о нем или нет…
Инспектор Шарп оторвался от записной книжки. Глаза его расширились. Имя Пуаро ему о многом говорило.
— Месье Пуаро? — переспросил он. — Неужели? Интересно, очень интересно.
— Он прочитал после ужина краткую лекцию, а потом зашла речь о кражах. И тогда он во всеуслышание посоветовал мне обратиться в полицию.
— Прямо так и сказал?
— А вскоре Селия пришла и во всем созналась. Она была очень расстроена.
— На нее хотели подать в суд?
— Нет. Она собиралась возместить убытки, и ребята ее простили.
— Она что, бедствовала?
— Нет. Она работала фармацевтом в больнице Святой Екатерины, неплохо зарабатывала и, по — моему, даже имела кое — какие сбережения. Она жила лучше большинства студентов.
— Значит, воровать ей было незачем, и все же она воровала? — переспросил инспектор, продолжая записывать.
— Очевидно, она была клептоманкой, — ответила миссис Хаббард.
— Ну да, так принято говорить. Но на деле выходит, что люди эти все равно воры, хотя воруют просто так, из любви к искусству.
— Вы к ней, по — моему, несправедливы. Понимаете, тут замешан один молодой человек.
— Ах вот как! И он от нее отвернулся?
— О нет, как раз наоборот! Он горячо ее защищал и, между прочим, вчера вечером, после ужина, объявил о своей помолвке с Селией.
Брови инспектора Шарпа удивленно поползли вверх.
— И после этого она ушла к себе и приняла морфий? Вам не кажется это абсурдным?
— Кажется. Я не могу этого понять.
Миссис Хаббард горестно, в мучительных раздумьях наморщила лоб.
— И тем не менее дело довольно ясное. — Шарп кивнул, указывая на маленький оборванный клочок бумаги, лежавший между ними на столе.
«Дорогая миссис Хаббард, — говорилось в записке, — поверьте: я очень раскаиваюсь, и мне кажется, у меня только один выход».
— Подписи нет, но ведь это ее почерк?
— Да, ее.
Миссис Хаббард произнесла последние слова нерешительно и, нахмурившись, посмотрела на клочок бумаги. Почему ее не покидает чувство, что тут дело нечисто?
— Единственный отпечаток пальцев, оставшийся на записке, несомненно, принадлежит Селии, — сказал инспектор. — Морфий был в небольшом флаконе с наклейкой больницы Святой Екатерины, а вы мне говорили, что она там работала фармацевтом. Она имела доступ к шкафчику с ядами и, очевидно, взяла морфий оттуда. Скорее всего, она принесла морфий вчера, когда у нее созрела мысль о самоубийстве.
— Нет — нет, не верю. Это нелепо. Она была так счастлива вчера вечером!
— Стало быть, когда она пошла к себе, ее настроение изменилось. Может, в ее прошлом таилось что — то такое, о чем вы не знаете. И она боялась разоблачения. А она была сильно влюблена в этого юношу… как, кстати, его зовут?
— Колин Макнаб. Он проходит стажировку в больнице Святой Екатерины.
— А, значит, он врач? Гм… И работает в больнице Святой Екатерины?
— Селия его очень любила. Думаю, больше, чем он ее. Он довольно эгоцентричный молодой человек.
— Ну, тогда, наверное, в этом все и дело. Она считала себя недостойной его или, допустим, не рассказала ему всей правды о своей прошлой жизни. Она была совсем юной, да?
— Ей было двадцать три года.
— В этом возрасте они такие идеалисты, относятся к любви очень серьезно. Да, боюсь, дело в этом. Жаль. — Он встал со стула. — К сожалению, нам придется предать дело гласности, но мы постараемся умолчать о подробностях. Благодарю вас, миссис Хаббард, за исчерпывающую информацию. Насколько я понял, мать девушки умерла два года назад, и у Селии Остин осталась только пожилая тетушка, проживающая в Йоркшире. Мы с ней свяжемся.
