Дороти Сэйерс - Встреча выпускников
— Именно вы привезли его сюда. — Она наклонилась над Харриет, блестя своими жестокими глазами, как если бы собиралась наброситься на неё и разорвать на части. — Вы — самый грязный лицемер из всей своры. Я знаю, кто вы. У вас однажды был любовник, и он умер. Вы бросили его, потому что слишком горды, чтобы выйти за него замуж. Вы были его любовницей и высосали досуха, и вы не ценили его достаточно высоко, чтобы позволить ему сделать из вас порядочную женщину. Он умер, потому что вас не было рядом, чтобы заботиться о нём. Полагаю, вы скажете, что любили его. Но вы не знаете, что такое любовь. Это значит поддерживать своего мужчину несмотря ни на что и выносить всё. Но вы берёте мужчин, используете их и выбрасываете, когда с ними покончено. Они увиваются за вами, как осы вокруг банки с вареньем, а затем они падают внутрь и умирают. А что вы собираетесь сделать вот с этим? Вы посылаете за ним, когда он вам нужен, чтобы сделать за вас грязную работу, а когда вы наиграетесь с ним, то избавитесь и от него. Вы не хотите готовить ему еду, чинить его одежду и рожать ему детей, как порядочная женщина. Вы использовали его, как любой другой инструмент, только чтобы сломить меня. Вам хочется видеть меня в тюрьме, а моих детей в приюте, потому что у вас кишка тонка, чтобы делать в этом мире настоящую работу. У всех вас вместе не достанет плоти и крови, чтобы вы подошли хоть одному мужчине. А что касается вас…
Питер возвратился к своему месту и сидел, обхватив голову руками. Она подошла и резко потрясла его за плечо, а когда он поднял глаза, плюнула ему в лицо.
— Вы! Вы — грязный предатель! Вы — поганый крысёныш! Именно такие мужчины, как вы, делают таких женщин, как эти. Вы не знаете, что делать, а только болтаете. Что вы знаете о жизни при вашем-то титуле, ваших деньгах, вашей одежде и автомобилях? Вы никогда не напрягали мышц для честной работы. Вы можете купить всех женщин, каких захотите. Жены и матери могут гнить и умирать, а вам на это наплевать, вы в это время будете болтать о долге и чести. Никто ничем не пожертвует ради вас, а с чего бы им? Эта женщина делает из вас дурака, а вы этого не видите. Если она выйдет замуж за вас, за ваши деньги, то она сделает из вас ещё большего дурака, и вы этого заслуживаете. Вы пригодны только для того, чтобы сохранять руки белыми и нянчить чужих детей… И что вы собираетесь делать теперь, все вы? Побежите с визгом к судье и пожалуетесь, что я вас всех выставила дураками? Не посмеете! Вы боитесь показаться на свет. Вы боитесь за свой драгоценный колледж и за драгоценных себя. А я не боюсь. Ведь я только защищала свою собственную плоть и кровь. Будьте вы прокляты! Я смеюсь над всеми вами! Вы не посмеете меня тронуть. Вы боитесь меня. У меня был муж, и я любила его… Вы ревновали, и вы убили его. О, Боже! Вы убили его, и у нас никогда больше не будет счастья.
Она внезапно разрыдалась — наполовину ужасная, наполовину гротескная фигура со съехавшей шапочкой и с передником, скомканным руками почти в узел.
— Ради Бога, — отчаянно воскликнула декан, — можно это остановить?
Мисс Бартон встала.
— Ну, Энни, — сказала она с неестественным оживлением, — Нам всем очень жаль вас, но вам не следует вести себя так глупо и истерично. Что подумали бы дети, если бы увидели вас сейчас? Нужно пойти, спокойно лечь и принять немного аспирина. Экономка! Пожалуйста, помогите мне с ней.
Мисс Стивенс, словно гальванизированная, встала, взяла Энни под другую руку, и все трое вышли. Директриса повернулась к Питеру, который механически тёр лицо носовым платком, ни на кого не глядя.
— Я приношу извинения за эту сцену, мне следовало быть умнее. Вы были совершенно правы.
— Конечно, он был прав! — воскликнула Харриет. Её голова пульсировала как двигатель. — Он всегда прав. Он сказал, что опасно заботиться о ком бы то ни было. Он сказал, что любовь — это жестокий дьявол. Вы честны, Питер, не так ли? Проклятая честность… О, Боже, позвольте мне выбраться отсюда. Меня сейчас стошнит.
Она наткнулась на него, почти не видя, когда он открывал для неё дверь, и он проводил её, поддерживая твёрдой рукой, до двери туалета. Когда он возвратился, директриса поднялась и доны с нею. Они выглядели ошеломлёнными и были просто шокированы, чувствуя себя публично раздетыми догола.
— Конечно, мисс де Вайн, — говорила директриса, — никакому нормальному человеку не могло и в голову прийти, чтобы обвинить вас.
— Спасибо, директриса, — сказала мисс де Вайн. — Возможно и никому, но я-то сама…
— Лорд Питер, — сказала директриса, — немного позже, когда мы придём в себя, я думаю, мы все захотим сказать вам, как мы все…
— Пожалуйста, не надо, — сказал он. — Это не имеет никакого значения.
Директриса вышла, и остальные последовали за нею, безмолвные как на похоронах, оставив только мисс де Вайн, сидящую в одиночестве у окна. Питер закрыл за ними дверь и подошёл к ней. Он всё ещё прижимал ко рту носовой платок. Осознав это, он выбросил его в корзину для бумаг.
— Я действительно обвиняю себя, — сказала мисс де Вайн, скорее себе, чем ему. — И очень сильно. Не за свои первоначальные действия, которые были неизбежны, а за последующее. Ничего из того, что вы можете мне сказать, не заставит меня почувствовать себя более виноватой, чем я уже чувствую.
— Мне нечего сказать, — ответил он. — Как вы и все остальные старшие члены колледжа, я стою за принцип, а последствия уже неизбежны.
— Так не пойдёт, — прямо заявила она. — Нужно думать и о других людях. Мисс Лидгейт сначала сделала бы то же, что и я, но она не успокоилась бы, пока не узнала, что случилось с этим несчастным человеком и его женой.
— Мисс Лидгейт — замечательный и очень редкий человек. Но и она не может воспрепятствовать тому, чтобы другие люди страдали из-за её принципов. Для этого, кажется, принципы и существуют… Я не претендую на то, — добавил он со знакомой застенчивостью, — чтобы быть хорошим христианином или кем-то в этом роде. Но в Библии есть одна мысль, которая кажется мне простой констатацией жестокого факта: о том, что не мир принёс Он, но меч.
Мисс де Вайн посмотрела на него с любопытством.
— Как вы думаете, насколько от всего этого пострадаете вы сами?
— Бог знает, — сказал он. — Это уж как повезёт. Возможно, нисколько. В любом случае, вы знаете, я всегда на вашей стороне.
Когда Харриет появилась из туалета, она обнаружила мисс де Вайн в одиночестве.
— Слава Богу, они ушли, — сказала Харриет. — Боюсь, что я выглядела посмешищем. Это было довольно сокрушительно, правда? Что произошло с Питером?
— Он ушёл, — сказала мисс де Вайн.
Она поколебалась, а затем продолжила:
