Агата Кристи - Зло под солнцем
Он немного помолчал, потом спросил:
— Я надеюсь, что вы удовлетворены?
— Поймите, что мы вас ничуть не подозреваем, — сказал полковник Уэстон самым любезным тоном. — Все обители острова должны будут, подобно вам, дать отчет о том, что они делали сегодня утром с десяти сорока пяти до одиннадцати сорока.
— Я понимаю.
— Еще одна вещь, капитан. Вам известно, распорядилась ли ваша жена своим имуществом, и если да, то как?
— Я не думаю, что она составила завещание.
— Вы в этом не уверены?
— Вы сможете получить точные сведения, обратившись к ее поверенным в делах: фирма Баркетт, Маркетт и Эплтон на Бедфон Сквере. Они занимаются ее контрактами и вообще всеми ее доходами. Но я почти уверен, что у нее не было завещания. Я помню, как она однажды сказала, что от одной мысли о нем она холодеет от страха.
— Если она не оставила завещания, то все унаследуете вы в качестве ее мужа?
— Видимо, да.
— У нее не было близких родственников?
— Я не знаю. Во всяком случае, даже если они у нее и были, она о них никогда не упоминала. Она осиротела еще ребенком, а сестер и братьев у нее не было.
— К тому же, она, наверное, мало что могла завещать?
— Вы ошибаетесь, — флегматично ответил Кеннет Маршалл. — Два года тому назад, ее старый друг сэр Роберт Эрскин оставил ей большую часть своего состояния. По-моему, что-то около пятидесяти тысяч фунтов стерлингов.
Инспектор Колгейт, не произнесший ни слова за весь разговор, казалось внезапно проснулся.
— Но в таком случае, капитан Маршалл, ваша жена была действительно богатой женщиной!
— Я так думаю.
— И вы говорите, что, несмотря на это, она не составила завещания?
— Она была крайне суеверна. Я говорю вам то, что знаю, но этот вопрос нужно задавать ее поверенным в делах.
Наступило молчание.
— У вас больше нет ко мне вопросов? — спросил Маршалл.
Уэстон отрицательно покачал головой, проконсультировался взглядом с Колгейтом и ответил:
— Нет.
Затем он встал и сказал:
— Позвольте мне, капитан, вновь выразить вам мое глубокое соболезнование.
Несколько удивленный, Маршалл коротко поблагодарил его и вышел.
После его ухода трое мужчин переглянулись.
— Любопытный человек, — заметил Уэстон. — Любителем поговорить о себе его не назовешь. Что вы думаете о нем, Колгейт?
— Здесь трудно сделать какой-либо вывод. Он флегматик. При даче показаний люди такого склада всегда производят плохое впечатление, и поэтому полиция иногда бывает к ним несправедлива. Им есть, что сказать, но им трудно говорить. Они ничего не могут с собой поделать. Помните, при каких обстоятельствах приговорили Уоллеса? Улик против него не было, но присяжные заседатели оказались настроенными против него, ибо не могли согласиться с тем, что муж, потерявший жену, так спокойно говорит об этом.
Уэстон повернулся к Пуаро, желая узнать его мнение.
— Что вам сказать? — Пуаро беспомощно развел руками. — С этим человеком создается впечатление, что находишься в компании с сейфом. Он выбрал себе роль: он ничего не видел, ничего не слышал и ничего не знает!
— В отношении мотивов, у нас есть из чего выбирать, — продолжал Колгейт. — С одной стороны ревность, с другой — деньги. Конечно, муж подозрителен. О нем приходится думать в первую очередь. Если будет доказано, что он знал об отношениях между своей женой и этим молодчиком…
Пуаро не дал ему договорить.
— Я думаю, что он знал.
— Почему вы так решили?
— А вот почему. Вчера вечером, поговорив с миссис Редферн на скамейке, я пошел в отель и по дороге увидел миссис Маршалл и Патрика Редферна. Спустя две минуты меня нагнал Маршалл. Он ничего мне не сказал, и его лицо казалось, как обычно, высеченным из камня. Но он был заметно бледен. Я ручаюсь, что он знал.
— Если вы так думаете… — недоверчиво буркнул себе под нос Колгейт.
— Я не думая, я знаю. Но что это нам дает? Ничего. Нам надо бы узнать, какие чувства Маршалл питал к своей жене.
— Похоже, что ее смерть его не очень угнетает, — заметил полковник.
Пуаро с сомнением закачал головой.
— Иногда внешне очень спокойные люди прячут в себе душевные бури, — возразил Уэстону инспектор. — Совсем не исключено, что этот человек был безумно влюблен в свою жену и столь же безумно ревновал ее. Он просто не из тех, кто выставляет свои чувства напоказ.
— Возможно, — согласился Пуаро. — Во всяком случае, его личность очень меня интересует. И его алиби тоже.
— Алиби в виде пишущей машинки! — громко рассмеялся Уэстон. — Каково ваше мнение на этот счет, Колгейт?
— Что ж! — отозвался инспектор. — Это алиби мне по душе. На мой взгляд, оно хорошо потому, что оно не слишком верное. Оно… как бы выразиться… естественно. Оно выглядит настоящим, не искусственно построенным. Если мы найдем горничную, убиравшую на этаже, и если она действительно слышала стук машинки, я думаю, что мы окажемся перед неоспоримым алиби и что нам придется направить поиски в другом направлении.
— Согласен, что в другом, — сказал полковник, — но в каком?
Воцарилось короткое молчание.
Первым заговорил инспектор Колгейт:
— Нам надо решить следующую проблему: принадлежит ли убийца к числу клиентов отеля, или он пришел извне? Разумеется, я полностью не исключаю обслуживающий персонал «Веселого Роджера», но я уверен, что дело обошлось без них. Нет, это или постоялец отеля, или кто-то пришедший со стороны. А теперь перейдем к мотивам. Одним мотивом являются деньги. Единственный человек, которому выгодна смерть миссис Маршалл, — это ее муж. Во всяком случае, такое создается впечатление. Могут ли быть другие мотивы? Я вижу только один: ревность. Мне кажется, что сейчас, как никогда налицо убийство, продиктованное страстью.
Пуаро возвел глаза к потолку.
— В этом бренном мире есть столько страстей!
Инспектор Колгейт продолжал:
— Муж не хочет признаваться, что у нее были враги. Я имею в виду, настоящие враги. В этом я не могу с ним согласиться: у такой женщины, как она всегда есть много врагов. Что вы по этому поводу думаете?
Вопрос был задан Уэстону, но ответил на него Пуаро.
— В том, что некоторые люди ненавидели Арлену Маршалл, нет никакого сомнения. Но оттого, что нам это известно, дальше мы не продвинемся: Арлену Маршалл ненавидели женщины. Ее врагами были женщины!
— Это правда! — буркнул полковник Уэстон. — Я уверен, что все женщины были настроены против нее.
— Но дело в том, — продолжал Пуаро, — что обвинить в этом преступлении женщину почти невозможно. К какому заключению пришел эксперт?
Полковник Уэстон опять что-то буркнул.
— Несдон почти уверен, — сказал он, — что ее задушил мужчина с большими и на редкость сильными руками… Конечно, можно высказать предположение о женщине атлетического сложения, но оно слишком маловероятно.
— Совершенно верно, — согласился Пуаро. — Подсыпать мышьяка в чашку с чаем, прислать коробку отравленных конфет — вот какие преступления совершает женщина. В крайнем случае, я могу допустить кинжал или револьвер, но не удушение жертвы. Нет, мы должны искать мужчину, и это усложняет нашу задачу, так как у нас налицо два человека, имеющих серьезные основания желать смерти Арлены Маршалл, и это женщины…
— Одной из них, я полагаю, является миссис Редферн? — сказал Уэстон.
— Да. Миссис Редферн могла прийти в голову мысль об убийстве Арлены Маршалл. У нее для этого были все основания, и я считаю ее способной на убийство. Но на убийство другого рода. Она несчастна, ее терзает ревность, но она не страстная натура. В любви она, должно быть, честная, лояльная, но немного холодная. Как я только что говорил, подсыпать мышьяка — да, но удушить — нет. К тому же, она не способна задушить Арлену Маршалл чисто физически. У нее очень маленькие руки; они намного меньше рук средней величины.
Уэстон кивнул головой в знак согласия.
— Это не «женское» преступление. Его совершил мужчина.
Инспектор Колгейт кашлянул и сказал:
— Я хотел бы предложить вам следующую гипотезу. Допустим, что до встречи с мистером Редферном у миссис Маршалл был роман с неким господином, которого мы назовем Икс. Ради Редферна она бросает этого Икс. Потеряв голову от ревности, он приезжает за ней сюда, поселяется где-то на побережье, незаметно перебирается на остров и убирает ее. Мне кажется, в этом нет ничего невозможного.
— Безусловно, — согласился Уэстон. — Если ваше предположение правильно, ему будет легко найти доказательство. Пришел ли этот человек сюда пешком или приплыл на лодке? Я думаю, что он приплыл на лодке. В таком случае ему надо было где-то взять ее напрокат. Быстрое расследование должно указать нам, где.
Пуаро молчал. Уэстон решился спросить у него, что он думает о гипотезе Колгейта.
— На мой взгляд, — медленно проговорил Пуаро, — в ней слишком большая доля риска: убийца рисковал бы очень многим. К тому же, что-то в ней не так! Как я ни стараюсь, я не представляю себе этого человека, обуреваемого гневом и ревностью…