Эллери Квин - Санаторий смерти
9
В самом начале пятого Никки позвонила в дверь квартиры Квинов на Западной 87-й улице. Седовласая бдительная Анни — повариха, горничная и экономка в одном лице — открыла ей и подвергла ее внимательному осмотру.
— Мистер Квин сказал, чтобы я подождала его здесь, — известила Никки. Анни кашлянула.
— Полагаю, вы имеете в виду мистера Эллери Квина?
И поглядела на девушку проницательнее.
— Да.
Никки покраснела и протянула ей визитку Эллери.
— Входите, — сказала Анни, смиряясь. — Мистер Эл-лери пишет тут — «подождать в моем кабинете».
Анни выпятила губу и принялась запирать за Никки дверь.
Никки огляделась. Сразу напротив входной двери была большая гостиная. Обставлена достаточно уютно, однако в ней царила такая чистота, что это просто угнетало и действовало на нервы. Было видно, что каждой из вещей отведено строго определенное место. Пепельницы стояли как новенькие. Было бы просто непростительной дерзостью осквернить их своим окурком. На полированном письменном столе, где сверкала начищенная старомодная лампа, не было ни единой пылинки. Ковер коричнево-розовых тонов можно было хоть сейчас фотографировать для рекламы лучших в мире пылесосов. Прямо против кушетки, подушки на которой были заботливо выхлопаны и взбиты Анни, находилась дверь в спальню инспектора Квина. Рядом с кушеткой — раздвижная дверь в столовую. За ней располагались кладовая и кухня, как Никки определила по урчанию холодильника. Проходя мимо, она успела мельком заметить ряды начищенных до блеска алюминиевых кастрюль и сковородок.
Кабинет Эллери Квина находился в самом конце коридора. Никки открыла дверь — и обомлела.
В кабинете стоял просто немыслимый беспорядок. Все было прокурено насквозь. Стол у окна завален рукописями, журналами, газетами, карандашами, старательными резинками и курительными трубками. Картину дополняли несколько пепельниц, полных окурков, галстук, домашняя туфля, три колокольчика и одно большое ботало из тех, что в Индии вешают на слонов, три пробки от бутылок, водруженных друг на друга наподобие Пизанской башни, а также пишущая машинка, составляющая центр композиции. При виде этого кавардака Анни оскорбилась до глубины души.
— Мистер Эллери не велит ни до чего дотрагиваться в своем кабинете, — пояснила она, наморщив нос и открывая окно. — Попробуем, конечно, немного проветрить, но едва ли это поможет. Тут надо убирать капитально.
Она сердито посмотрела на переполненные пепельницы.
— Даже окурки не разрешает выбрасывать. Когда пепельницы у него наполняются, он опорожняет их вон в ту вазу на полу.
Она указала на голубую фарфоровую вазу, из которой торчали две трости, карниз для шторы и кусок свинцовой трубы (все эти вещи напоминали хозяину о давно раскрытом убийстве). Пока Никки озиралась, Анни поспешила закрыть дверь в спальню, всем своим видом показывая, что пришельцам женского пола непозволительно проникать взором в эту святая святых. Затем сняла с полки книгу и протянула ее Никки.
— Вот, если хотите пока почитать. Это последнее произведение мистера Эллери, — гордо и значительно произнесла она. — А если понадобится еще что-то, зовите меня.
— Спасибо, — сказала Никки.
Вдруг Анни наклонилась к ней, глаза ее заблестели, в них не осталось ни следа от былого недовольства.
— Все-таки нет ничего лучше хорошего убийства, правда, мисс?
Внутри у Никки все оборвалось.
— Вы разве не находите? — не отставала Анни.
— О да, конечно. Само собой.
— Я просто никогда не могу догадаться, кто убийца. Спорим, вы тоже не догадаетесь, кто там убил, — она указала на книгу у Никки в руке. — Ну, ладно, мне пора за работу.
И она вышла из кабинета.
Никки принялась оглядывать комнату. Эллери Квин, как видно, был не мастак попадать скомканными листами в урну. Весь пол вокруг нее был усеян бумажными шариками. За письменным столом стояло удобное кресло с откидной спинкой, опущенной до предела. Никки заключила из этого, что Эллери любит, размышляя, класть ноги на письменный стол. На поручне кресла она обнаружила множество каких-то маленьких белых штучек. Судя по всему, Эллери имел привычку разрезать ершики для чистки трубок и делать из них маленькие фигурки зверушек. Та, которую Никки взяла в руки, изображала оленя. Приглядевшись к остальным, она узнала обезьяну, слона и свинью. Из-под пишущей машинки торчали ножницы. Она покачала головой и присоединила оленя к остальному зверинцу.
Так вот, значит, как проводит тут время мистер Эллери Квин! У нее было такое ощущение, что он просто сгреб все на столе в сторону, чтобы расчистить место для пишущей машинки. Странные создания — мужчины! Как он может терпеть такой беспорядок?
Никки собрала все пепельницы и отнесла их к подоконнику. Выглянув из окна и убедившись, что ее никто не видит, она быстро вытряхнула их содержимое во двор.
Затем убрала с кушетки поношенную фетровую шляпу, села и открыла книгу. Прочитав заголовок, вздохнула — ну что за необычайный человек?..
Убийство Джона Брауна отодвинулось куда-то далеко-далеко…
Эллери вернулся домой в четверть восьмого.
— Анни! — крикнул он. — Где вы укрылись, о прекрасная Аннабель Ли?
Анни, шаркая ногами, поспешила ему навстречу.
— Наконец-то, мистер Эллери! Очень вовремя.
— А что случилось, Анни?
Ноздри Анни подрагивали — верный признак того, что она сердится.
— Пришла ли мисс Портер?
— Я проводила эту юную даму в вашу берлогу, как вы и написали. Но почему нельзя было позвонить мне заранее, чтобы я поставила в печь жаркое к вашему приходу? Теперь уже поздно это делать. Есть только яйца и ветчина, и я даже слушать не стану претензии инспектора.
Эллери Квин улыбнулся.
— Отец не приедет к ужину, а я уже поел.
— Ах, вы уже поели? А я уже разбила яйца! Славные у вас манеры, ничего не скажешь!
— Анни, отец, я вижу, был прав.
— Что вы имеете в виду, мистер Эллери?
— Он сказал, что вы чересчур много поработали в последнее время, очень устали, и вам надо чуточку отдохнуть. Он просто настаивает, чтобы вы ушли в отпуск.
— Но ведь я всего полгода как была в отпуске! — запротестовала Анни.
— Не имеет значения. Отец велел, чтобы уже завтра утром вас здесь не было. И послезавтра и через три дня. Отдых пойдет вам на пользу.
Эллери извлек из бумажника несколько купюр и чуть ли не насильно всучил их Анни.
— Ну вот еще! Зачем? — в великом смущении проговорила Анни.
— Здесь плата за неделю. И всю эту неделю мы не желаем вас видеть, Анни. Словом, отдохните на славу.
