Семён Клебанов - Настроение на завтра
— У вас огромный цех, план. Понять можно.
— И у вас особый случай. Как бы премьера. И писать собираетесь о новом…
— Редактор беседовал с директором завода, узнал, что в вашем цехе создается участок станков с числовым программным управлением.
«Вот откуда ветерок подул. Теперь стало яснее, — подумал Старбеев. — Только к чему такая торопливость? Станки-то под чехлами. Разве что решил статейкой повлиять на несговорчивого начальника цеха. Возможно… — Но тут же отверг свое предположение: — Не любит Лоскутов выносить сор из избы…»
— Верно, готовимся. — Старбеев хотел было рассказать о всех сложностях предстоящей работы, но вовремя сдержал себя, не желал оправдываться, да и вряд ли поймет молодая журналистка многотрудность нового дела. — Готовимся, — повторил он.
Мартынова уловила озадаченность собеседника, ощутив в однозначном ответе настораживающую недосказанность.
— Павел Петрович, я постараюсь вникнуть в суть технической проблемы, изучить ее премудрости. Но меня интересует, ну определим это так, человеческий аспект темы. Сами по себе чудо-станки, что они скажут? А вот люди, которые придут на участок…
— Поэтому сказал «готовимся», — перебил Старбеев. — Хорошо, что ухватили главное. Проще, конечно, отдать дань моде. Установить станки, и все путем… Нельзя! Нерачительно… А ведь есть у нас такая тенденция.
— Назревает конфликтная ситуация… Я правильно поняла? — спросила Мартынова.
— Я бы оценил по-другому… — Старбеев задумался, искал более точное определение. — Конфликт — это столкновение между несогласными сторонами. Вся сложность в том, что несогласных вроде нет. Есть позиция поспешности. И она пагубна. Миновать процесс «психологической переналадки» — значит обречь дело на провал. Я сказал «готовимся». Да. Хотим сомкнуть момент установки станков с умением их эффективной эксплуатации.
Мартыновой понравилась открытая устремленность Старбеева, и ей показалось, что ситуация обозначилась с достаточным напряжением. И теперь уже думала, с чего же начнет, с кем поведет разговор.
— Сложный орешек. Попробую разобраться. Могли бы вы назвать человека, который обогатит меня интересной информацией по этому поводу. Несколько фамилий. Потом сама буду действовать.
— Таких много… Но для начала советую одного. Мягков Юрий Васильевич. Токарь. Двадцать шесть лет. Кажется, о нем еще не писали. Восемь лет на заводе.
— А кроме анкетных данных, ничего не подскажете?
— Рекомендую, — помолчав, ответил Старбеев.
— Спасибо!
Мартынова поднялась, положила блокнот в сумку.
— Минуточку… — Старбеев лукаво улыбнулся. — Могу подсказать. Но не вижу смысла. Сами почувствуйте, поймите его настроение. Тогда и поговорим… — Посмотрел на часы. — Желаю удачи.
Мягков завершал последнюю деталь, когда к нему подошла Мартынова и учтиво сказала:
— Здравствуйте, Юрий Васильевич.
— Здрасте… А мы вроде незнакомы, — весело заметил Мягков.
— Мартынова. Корреспондент. — Она показала удостоверение.
— Теперь ясно. Тогда поскучайте немного. Кончу работу.
Мартынова отошла в сторону.
Мягков был в ладно пригнанном комбинезоне из джинсовки и светлой сорочке с жестким воротничком, словно работает он в лаборатории на испытательном стенде, а не в механическом цехе.
«Симпатичный», — подумала она, посмотрев на него с женской проницательностью.
— Готов! — окликнул Мягков.
— Я по вашу душу, — подойдя, сказала Мартынова.
— Что так? — удивился Мягков, скользнув взглядом по миловидному лицу журналистки. — Зачем ее тревожить?
Мартынова старалась сохранить деловой тон.
— Хочу поговорить с вами. Очень важно.
— Со мной? — удивился Мягков. — Странно.
— Старбеев рекомендовал именно вас.
— Это ошибка! Уверяю вас, я для газеты фигура неинтересная. — В его голосе звучала непреклонность.
— А вдруг!
— Для ясности сообщаю: в передовиках не значусь…
— Неужели отстающий? — запальчиво спросила Мартынова.
— Зачем так сразу? Середняк!
— Сами определили или…
— Сам, — отчеканил Мягков. — Человек должен знать свою полочку. Тогда в жизни поменьше неприятностей… Всяк сверчок знай свой шесток. — И словно освободившись от непосильного груза, добавил: — Не получается: пришел, увидел, победил…
— Тремя глаголами определили характер человека… Отлично! Кстати, древний мудрец вывел формулу, включающую три измерения человека. Первое: что он думает о себе. Второе: каков он на самом деле. И третье: что о нем думают другие… По-моему, последнее самое ценное…
— Бог с ним, с мудрецом. — Мягков махнул рукой. — Я полагаю, что важнее самому думать о себе. Ответственности больше и совесть при деле. А что думают другие, это частенько от тебя не зависит… Поскольку командует капризная дама… Фортуна. Точно вижу, вы не согласны. За мудреца держитесь. — Он пожал плечами. — Тоже позиция. Тем более что вы и есть представитель тех других кто о нас думает. Обо мне, например. Ведь вас «маяки интересуют. Вон слева на фрезерном станке Игнатов работает. Его прямо на первую страницу можно. У него всегда цифры кругленькие. Не промахнетесь!
— Учту, Юрий Васильевич.
— А вас как зовут?
— Нина… Нина Сергеевна.
— С ним поаккуратней, Нина Сергеевна. Игнатов — человек с норовом. О нем часто пишут.
— Значит, заслужил, — стараясь скрыть подступавшее раздражение, сказала Мартынова.
— Это как посмотреть, — многозначительно ответил Мягков. — Разве только в цифрах дело? Важен облик человека. А Игнатов локтями бойко орудует. Есть такие люди…
— Зачем же к нему посылаете?
— Зря обиделись. Может, разберетесь, что к чему… Мартынова. Мартынова… Не видел я вашей фамилии в газете. Или позабыл…
— Я здесь недавно. Два месяца как приехала. Окончила университет в Москве. Получила назначение.
— Из Москвы уехали? Похвально. Почти подвиг.
— Просто жизнь. Давайте по делу говорить.
— Подождем. Так будет лучше… Может, стану интересным.
— Назначьте срок.
— Кабы знала, кабы ведала… — отшутился Мягков. — Это у начальника цеха надо спросить. Старбеева. У меня с ним, как бы вам сказать… Сложные отношения.
— Сложные? — удивилась Мартынова. — Действительно так?
— Да, — твердо ответил Мягков. — Оба в разведке находимся. Он ко мне ключи подбирает, а я к нему.
— Характерами не сошлись?
— Человек он совестливый. Уважаю.
— А он вас?
— Не жалуюсь.
— Так в чем же дело? Юрий Васильевич! — Что-то важное ускользало от нее, терялось в трудном разговоре. А может, он не сказал еще своего главного? И не скажет… Она вспомнила просьбу Старбеева. Попробуй прощупай такого… И вдруг сказала: — Юрий Васильевич, вы оценили мой приезд из Москвы словами: «Похвально. Почти подвиг…»
