Джон Карр - Игра в кошки-мышки
— Охотно.
— Вот как! В таком случае, — сказал Грэхем, извлекая блокнот — кто этот джентльмен? Тот, кого застрелили.
— Его имя Энтони Морелл. Он обручен или, точнее, был обручен с моей дочерью.
Грэхем бросил на судью быстрый взгляд.
— Вот как, сэр? Поздр… то есть я хочу сказать… — Клюквенный румянец стал еще гуще. — То есть очень печально! Я не слышал, что мисс Айртон собралась замуж.
— До вчерашнего дня и я был не в курсе дела.
Грэхем, похоже, растерялся.
— Ага. Ясно. Так что мистер Морелл делал тут сегодня вечером?
— Он собирался явиться для встречи со мной.
— Собирался явиться для встречи с вами? Что-то я не улавливаю…
— То есть сегодня вечером я не видел мистера Морелла вплоть до момента его гибели.
Медленно и бесшумно Констанс перебралась на диван. Она откинула цветастую подушку, украшенную изображением кленового листа и бисерной вышивкой «Канада навсегда», чтобы Барлоу мог сесть рядом с ней. Тот продолжал стоять на месте, и его зеленоватые глаза стали почти черными от напряжения. Но Констанс так дрожала всем телом, что наконец он жестко взял ее за плечо. Она была благодарна ему за эту заботу: с моря дул холодный ветер, а от руки Фредерика шло тепло.
Тем временем судья Айртон излагал свою версию.
— Я понимаю, сэр. Понимаю, — бормотал инспектор Грэхем тоном, который ясно говорил: «Я ровно ничего не понимаю». Он откашлялся. — Это все, что вы сочли нужным мне сообщить, сэр?
— Да.
В дальнейшем судья Айртон лишь уточнял сказанное.
— Понимаю. Значит, вы были на кухне, когда услышали выстрел?
— Да.
— И прямиком направились сюда?
— Да.
— Приблизительно сколько времени это у вас заняло?
— Десять секунд.
— И вы никого тут не застали, кроме мистера Морелла… то есть мертвого?
— Именно так.
— Где в то время лежал револьвер, сэр?
Судья Айртон надел очки, повернул голову и взглядом смерил расстояние.
— На полу рядом с телефоном, между телом и письменным столом.
— Что вы затем сделали?
— Я поднял револьвер и понюхал ствол, дабы убедиться, стреляли ли из него. Да, из него только что был произведен выстрел. Это вам для сведения.
— Но вот что я все время пытаюсь уяснить, сэр, — продолжал настаивать инспектор Грэхем, поводя плечами с таким видом, словно всем телом толкает в гору тяжелую машину. — Почему вы подняли револьвер? Кому как не вам лучше, чем кому бы то ни было, знать, что вы не должны были этого делать? Я вспоминаю, что как-то мне довелось быть на процессе, где вы яростно обрушились на свидетеля лишь за то, что он поднял нож, взяв его за кончик.
Судья Айртон сделал вид, что смутился.
— Верно, — сказал он. — Верно. — Судья прижал ко лбу кончики пальцев. — Я и забыл. Кажется, дело Маллаби?
— Да, сэр. Вы сказали…
— Минутку. Вспоминаю, что, кроме того, я указал жюри, если вы припоминаете, что данный поступок при всей своей глупости и недопустимости носит совершенно естественный характер. Точно так было и со мной. И я ничего не мог поделать.
Инспектор Грэхем переместился к шахматному столику и взял револьвер. Понюхал кисло пахнущее дуло. Откинул барабан и убедился, что, кроме одного выпущенного патрона, он полон.
— Вы когда-нибудь раньше видели это оружие, сэр?
— Насколько мне известно, нет.
Грэхем вопросительно посмотрел на Констанс и Барлоу. Оба покачали головой. Три пачки банкнотов по-прежнему лежали рядом с раскинувшимися полами пиджака Морелла. Деньги хранили свою тайну, которая в глазах инспектора Грэхема носила зловещий характер. Нетрудно было догадаться, какие мысли обуревали инспектора: ему явно не нравилось иностранное обличье мертвеца.
— Сэр, — продолжил Грэхем, в несчетный раз откашливаясь, — давайте вернемся к другой теме. С какой целью мистер Морелл приехал вечером для встречи с вами?
— Он хотел убедить меня, что является подходящим мужем для моей дочери.
— Не улавливаю вашу мысль.
— Настоящим именем мистера Морелла, — объяснил судья, — было Антонио Морелли. Пять лет тому назад он был фигурантом на процессе в Сюррее, в котором его обвиняли, что с помощью шантажа он пытался жениться на богатой наследнице, а она сделала попытку выстрелить в него.
Пусть даже инспектор Грэхем стал бы свидетелем, как кто-то, дернув ручку игрового автомата, сорвал джекпот, то и в этом случае у него не было бы столь изумленного выражения лица. Почти физически чувствовалось, как он, словно бы после щелчка, освободившего поток лежащих в кассе монет, пытается справиться с сумятицей мыслей и привести их в порядок.
Неужто старик спятил, подумал Барлоу. Он что, окончательно сошел с ума? Но через секунду, лишь чуть уступив судье Айртону в быстроте оценки, он понял смысл этих слов. Барлоу вспомнил один из афоризмов судьи, который тот внушал молодым юристам. Если вы хотите обрести репутацию честного человека, то на любой вопрос, пусть даже он и несет в себе опасность, всегда отвечайте с предельной искренностью — и тогда следователь сам с готовностью найдет ответ на очередной вопрос.
Куда клонит этот старый хитрец?
Но инспектор Грэхем не мог скрыть своего изумления.
— Вы признаете это, сэр?
— Что — признаю?
— Что… что… — Инспектор Грэхем, едва не потеряв дар речи, ткнул пальцем в банкноты. — Ну, что он требовал у вас денег? И вы их ему дали?
— Конечно же нет.
— Вы не давали ему денег?
— Не давал.
— В таком случае откуда он их взял?
— На этот вопрос я не могу ответить, инспектор. И прежде чем спрашивать, вы должны были это знать.
Снова зловеще грохнул молоток у дверей.
Грэхем вскинул руку, призывая всех к молчанию, хотя ни кто не испытывал желания заговорить. Все слышали скрип обуви констебля Уимса в коридоре, и как он открывал входную дверь. Затем донесся скрипучий голос человека средних лет:
— Я хотел бы увидеть мистера Энтони Морелла.
— Вот как, сэр? — сказал Уимс. — Ваше имя?
— Эплби. Я адвокат мистера Морелла. Он дал мне инструкцию сегодня вечером к восьми часам явиться по этому адресу. К сожалению, я не привык к вашим сельским дорогам и заблудился. — Внезапно голос прервался, и в нем прозвучали резкие нотки, словно говоривший освоился в сумраке прихожей. — Вы полицейский?
— Да, сэр, — сказал Уимс. — Прошу вот сюда.
Инспектор Грэхем уже стоял в дверях, куда Уимс пропустил невысокого человека с подчеркнуто изысканными манерами. Мистер Эплби снял котелок и прижал его локтем руки, в которой держал портфель. Он был облачен в плащ и носил перчатки. Остатки темных волос, разделенных широким пробором, аккуратно прикрывали череп. У него была жесткая линия губ, массивная челюсть, а за прикрытием очков скрывались увеличенные линзами черные блестящие глаза.
