Рекс Стаут - Черная гора (сборник)
А затем появился Бари. Часть его, беспорядочно разбросанная по вдающейся в море косе, судя по всему, не имела улиц, а другая, тянувшаяся вдоль берега к югу от косы, равномерно рассекалась прямыми улицами, почти как в центре Манхэттена, только без Бродвея. Самолет приземлился.
Глава пятая
А теперь, пожалуйста, вспомните предупреждение, с которого я начал. Как уже упоминалось, самые важные события излагаются здесь со слов Вульфа.
Итак, было пять часов вечера апрельского воскресенья, Вербного воскресенья. Конечно, наш самолет прилетел вне расписания, и Бари не был столицей, но при всем том во мне теплилась надежда увидеть признаки жизни в аэропорту. Но нет. Он как будто вымер.
Конечно, кто-то находился на контрольной вышке и в маленьком здании, куда вошел пилот, вероятно доложить о прибытии, но и только, за исключением трех мальчиков, кидавшихся камнями в кошку.
Вульф узнал у них, где находится телефон, и пошел позвонить. Я караулил вещи и наблюдал за маленькими паршивцами. Коммунисты, должно быть, решил я, раз обижают кошку в Вербное воскресенье. Потом я вспомнил, где нахожусь, и подумал, что с таким же успехом эти огольцы могут быть юными фашистами.
Вернулся Вульф и сообщил:
– Я дозвонился до Телезио. Он сказал, что охранник, дежурящий перед зданием, знает его и не должен видеть нас вместе. Телезио дал мне номер телефона. Я позвонил и договорился, чтобы за нами прислали машину, которая отвезет нас на встречу с ним.
– Хорошо, сэр. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к такому положению вещей. Может быть, года хватит. Давайте уйдем отсюда, чтобы не торчать на солнце.
Деревянная скамья в зале ожидания была не слишком удобной, но, думаю, вовсе не поэтому через несколько минут Вульф встал и вышел. Проделав четыре тысячи миль и сменив три самолета, он не мог усидеть на месте.
Невероятно, но факт: я сидел в помещении, а он был на ногах и снаружи. Может быть, места, где прошла его молодость, неожиданно сделали Вульфа ребячливым. Но, подумав, я решил, что едва ли.
В конце концов он появился и сделал мне знак рукой. Я поднял вещи и вышел.
Нас ждала длинная черная блестящая «лянча» с водителем в красивой серой форме, отделанной зеленым. Здесь было достаточно места и для багажа, и для нас. Когда мы тронулись, Вульф дотянулся до ремня безопасности и вцепился в него, вернувшись к своему обычному состоянию.
С площади мы повернули на гладкую асфальтированную дорогу, и «лянча» понеслась, совершенно бесшумно. Стрелка спидометра скользнула к восьмидесяти, девяноста, перевалила за сто. И только тогда я с запозданием сообразил, что он отмеряет километры, а не мили. Все равно это была классная машина.
Вскоре домов стало больше. Дорога перешла в улицу, а затем в проспект. Мы повернули направо, где движение сделалось интенсивнее, совершили еще два поворота и остановились у тротуара напротив сооружения, напоминающего железнодорожную станцию. Вульф поговорил с водителем и обратился ко мне:
– Он просит четыре тысячи лир. Дай ему восемь долларов.
Я мысленно произвел подсчет, пока доставал бумажник, нашел его правильным и протянул деньги шоферу. Чаевые были явно приемлемыми, судя по тому, что водитель придержал Вульфу дверь и помог мне вынуть багаж. Затем он сел в машину и уехал.
Я хотел спросить у Вульфа, не станция ли это, но не смог. Он напряженно следил за чем-то и, определив направление его взгляда, я понял, что он наблюдает за «лянчей». Едва она завернула за угол и скрылась из виду, как он заговорил:
– Нам надо пройти пятьсот ярдов.
Я поднял вещи:
– Andiamo[11].
– Где, черт возьми, ты этого набрался?
– В опере, куда меня таскала Лили Роуэн. Хор не уходит со сцены, не спев этого слова.
Мы пошли рядом, но вскоре тротуар сузился, и я пропустил его вперед, а сам с вещами плелся сзади. Не знаю, может быть, он в молодости измерил шагами эту дорогу, которая состояла из трех прямых участков и трех поворотов, но если так, то, значит, память его подвела. Мы прошли больше полумили, и чем дальше, тем тяжелее становились вещи.
После третьего поворота на улицу, которая была ́уже всех предыдущих, мы увидели припаркованную машину и человека, стоявшего возле него. Когда мы подошли, он сурово уставился на Вульфа. Тот остановился прямо против него и позвал:
– Паоло.
– Нет. – Мужчина явно не верил своим глазам. – Боже, это правда. Садитесь.
Он открыл дверь автомобиля.
Его маленький двухдверный «фиат» мог бы служить прицепом к «лянче». И все же каким-то чудом мы втиснулись в него: я с вещами уместился сзади, а Вульф с Телезио заняли передние сиденья.
Пока машина ехала по узкой улице, Телезио то и дело поворачивал голову к Вульфу, и я мог как следует рассмотреть его. В Нью-Йорке полно таких, как он: с жесткими густыми волосами, большей частью седыми, смуглой грубой кожей, быстрыми черными глазами и большим ртом, словно всегда готовым к улыбке.
Он выстреливал в Вульфа вопросами, но тот не спешил отвечать, за что я не мог упрекнуть своего босса. Мне хотелось удостовериться, что Телезио можно верить как брату. Между тем меньше чем через милю стало ясно, что ему нельзя доверять как водителю.
Судя по всему, он был твердо убежден, что все возникающие на его пути препятствия, одушевленные и нет, должны исчезнуть, прежде чем он до них доберется. А когда одно из них все же не успело вовремя увернуться и Телезио почти столкнулся с ним, это его как будто даже развеселило.
Когда мы наконец достигли цели, я вылез из машины и обошел ее, чтобы взглянуть на крылья. Ни царапины, ни вмятины. Таких водителей один на миллион, подумал я, и слава богу.
Пункт назначения представлял собой маленький двухэтажный оштукатуренный дом, позади которого находился двор, огороженный с трех сторон забором, с цветником и маленьким бассейном.
– Дом не мой, – сказал Телезио. – Моего друга, который уехал. У меня дом в старом городе, где вы были бы слишком заметны.
На самом деле эту фразу мне перевели спустя два часа, но я стараюсь передавать события в том порядке, в котором они происходили. Только это позволит вам получить о них четкое представление.
Телезио настоял на том, чтобы самому внести вещи, хотя ему и пришлось их поставить, когда он открывал дверь ключом. В небольшом квадратном холле он взял наши пальто и шляпы, повесил их и провел нас в большую комнату. Здесь все было выдержано в розовых тонах, и одного взгляда на мебель и другие предметы хватало, чтобы понять, какого пола его друг. По крайней мере, мне так показалось.
Вульф оглянулся в поисках подходящего кресла, не нашел его и сел на кушетку. Телезио исчез и вернулся с подносом, на котором красовались бутылка вина, стаканы и вазочка с миндалем. Он наполнил стаканы до краев и провозгласил тост.
