Эдгар По - Золотой жук. Странные Шаги
Воззвание к партийной совести не имело успеха — столп реформистов думал о другом. Наконец он сказал не без волнения:
— Мне не хотелось тебе попадаться. Я знал, что ты расстроишься. Ты никогда бы меня не поймал, если б я не пришел присмотреть, чтоб тебя не обидели. Думал устроить все поудобней… — И голос его дрогнул, когда он сказал: — Я нарочно купил твои любимые сигареты.
Чувства — странная штука. Нелепость этой заботы растрогала Хорна Фишера.
— Ладно, — сказал он. — Не будем об этом говорить. Ты — самый добрый подлец и ханжа из всех, кто продавал совесть ради гибели Англии. Лучше сказать не могу. Спасибо за сигареты. Я закурю, если позволишь.
К концу рассказа Марч и Фишер вошли в один из лондонских парков, сели на скамью и увидели с пригорка зеленую даль под светлым, серым небом. Могло показаться, что последние фразы не совсем вытекают из вышеизложенных событий.
— С тех пор я так и жил в этой комнате. Я и теперь в ней живу. На выборах я победил, но не попал в парламент. Я остался там, на острове. У меня есть книги, сигареты, комфорт; я много знаю и многим занимаюсь, но ни один отзвук не долетает из склепа до внешнего мира. Там я, наверное, и умру.
И он улыбнулся, глядя на серый горизонт поверх зеленой громады парка.
Преступление капитана Гэхегена
Необходимо признать, что многие считали мистера Понда скучным человеком. Он питал пристрастие к длинным речам — не от самонадеянности, а от старомодности литературных вкусов. Он бессознательно унаследовал манеру Гиббона[142], Батлера[143] и Берка[144]. Даже его парадоксы нельзя было назвать хлесткими. Правда, за хлесткость и блеск критики спуску не дают. Но мистеру Понду не грозило столь страшное обвинение. Сказав (как это ни прискорбно, о большей части женщин, по крайней мере — современных): «Они так спешат, что не двигаются с места», он не претендовал на остроумие. Эта фраза и не казалась остроумной; она просто была странной и невразумительной. Женщины, к которым он обращался — в первую очередь леди Вайолет Варни, — не находили в ней никакого смысла. Они считали, что когда мистер Понд перестает быть скучным, он становится непонятным.
Как бы то ни было, мистер Понд любил поговорить. И слава тому, кому удавалось прервать его. В данном случае лавры по праву увенчали чело мисс Артемис Эйза-Смит из Пентаполиса, штат Пенсильвания. Эта юная журналистка пришла брать у него интервью для газеты «Живой телеграф» по поводу таинственного дела Хэггиса, но не дала ему сказать ни слова.
— Насколько я понял, — начал мистер Понд несколько нервно, — вашу газету интересует то, что многие называют «личным правосудием», а я называю убийством, хотя, принимая во внимание…
— Бросьте, — прервала его юная леди. — Просто чудо… сидишь вот так, а рядом ваши государственные тайны… — Продолжая свой монолог в том же телеграфном стиле, она ни разу не дала мистеру Понду перебить ее, зато постоянно перебивала себя сама. Казалось, она никогда не кончит. И ни одна из ее фраз так и не была окончена.
Все мы слышали об американских репортерах, которые силой вырывают семейные тайны, взламывают двери спален и добывают сведения бандитскими методами. Такие репортеры бывают. Но бывают и другие. Существует (или существовало, насколько помнится автору) немало умных людей, способных обсуждать умные проблемы. Мисс Эйза-Смит не принадлежала ни к тем, ни к другим. Она была маленькая, темноволосая и хорошенькая — ее можно было бы назвать даже очень хорошенькой, если бы оттенок ее губной помады не наводил на мысль о землетрясении или о затмении солнца. Ее ногти, покрытые лаком пяти разных цветов, напоминали краски в детском наборе акварели. И сама она была как ребенок — так же наивна и так же болтлива.
Она сразу почувствовала к мистеру Понду дочернюю привязанность и рассказала все о себе. Ему же ничего не удалось ей рассказать. Не выплыли на поверхность мрачные тайны семейства Понд; остались нераскрытыми преступления, совершенные за дверью его спальни. Основной темой беседы было детство мисс Артемис в штате Пенсильвания; ее первые честолюбивые мечты и первые идеалы (как многие ее соотечественники, она, по-видимому, отождествляла эти понятия). Она была феминисткой и вместе с Адой П. Тьюк боролась против клубов, пивных и мужского эгоизма. Она написала пьесу, и ей не терпелось прочитать ее мистеру Понду.
— Что касается вопроса о «личном правосудии», — вежливо вставил мистер Понд, — мне думается, все мы испытывали искушение в отчаянные минуты жизни…
— Вот-вот, мне отчаянно хочется прочитать вам пьесу и, знаете… Дело в том, что она ужасно, ужасно современная… Но даже самые современные авторы еще не додумались, понимаете, начать действие в воде, и потом…
— Начать действие в воде? — удивился мистер Понд.
— Ну да… ведь это самое… ах, вы понимаете! Я думаю, скоро все актеры будут выходить на сцену в купальных костюмах — кто из правой кулисы, кто из левой… Представляете? Не то, что эта старая чепуха… А вот у меня они появляются сверху и сразу ныряют в воду… Эффектно, а? В общем, начинается так. — И она стала читать очень быстро:
Сцена. Море у Лидо.
Голос Тома Токсина (над сценой). Внимание, ныряю…
Токсин (в ярко-зеленом купальном костюме, ныряет сверху на сцену). Плюх.
Голос герцогини (над сценой). Ну, от вас, кроме плюх, ничего не дождешься, разве что…
Герцогиня, в ярко-красном купальном костюме, ныряет сверху на сцену.
Токсин (отфыркиваясь). Я хоть плюхнулся, а вы… И вообще…
Герцогиня. Вот что, дед!..
Она зовет его дедом, понимаете, как в той смешной песенке, — ну, вы знаете… Но они совсем молодые, конечно, и довольно… Вы понимаете… Только…
Мистер Понд перебил ее мягко, но решительно:
— Не будете ли вы так добры и не оставите ли мне рукопись, мисс Эйза-Смит? Или, может быть, пришлете, чтобы я мог насладиться ею на досуге? На мой старомодный вкус, действие развивается несколько стремительно, и, мне кажется, никто не кончает реплик. Вы думаете, вам удастся убедить наших ведущих актеров нырять на сцену с большой высоты?
— Конечно, старики упрутся! — ответила она. — Потому что… Ну, не станет же прыгать ваша великая Оливия! Хотя она не так уж стара… и еще прелесть… только уж очень шекспировская!! Но я уговорила Вайолет Варни… она мне обещала, я дружна с ее сестрой… понятно, не то чтоб… и куча любителей пойдет… Этот самый Гэхеген хорошо плавает, и он уже играл… Он-то согласится, если Джоан будет!
