Гастон Леру - Дама в черном
Но не будем забегать вперед. Рассказывая же об этой истории, я просто хотел показать, как неотступно преследовала меня мысль о том, что Ларсан продолжает скрываться под видом кого-нибудь из нашего окружения. Под видом человека, которого мы мало знали. Черт побери, он так часто демонстрировал в этом свой талант, я бы даже сказал — свою гениальность, что я полагал себя вправе сомневаться во всем и во всех. Однако неожиданное появление Артура Ранса показало, что на этот раз Ларсан изменил тактику. Бандит с беспримерной дерзостью выставлял себя напоказ, во всяком случае, перед некоторыми из нас. Да и кого он мог опасаться в этом краю? Ни Дарзаки, ни их друзья его бы, конечно, не выдали.
Такое появление, казалось, имело целью нарушить счастье молодых супругов, полагавших, что они навсегда избавились от Ларсана. Возникал вопрос: к чему эта запоздалая месть? Не проще ли было объявиться до свадьбы! Он бы ее, безусловно, расстроил, но для этого следовало показаться в Париже. Неужели его остановила мысль об опасности такого появления? Кто сможет это утверждать или опровергнуть?
Но послушаем Артура Ранса, присоединившегося к нам в нашем купе. Конечно, он ничего не знал о событиях в Бурге и о появлении Ларсана в поезде. Неприятное известие, которое он нам сообщил, увы, заставило отказаться от надежды, что бандит потерял след Дарзаков в Бурге.
Артур Ранс тоже встретился с Ларсаном лицом к лицу! И поспешил нас предупредить, чтобы мы заранее договорились, как действовать дальше.
— Проводив сегодня утром господина Дарзака, — рассказывал Артур Ранс, — мы отправились погулять и дошли пешком до Ментоны. Господин Станжерсон вел под руку свою дочь, а я шел правее. Таким образом, профессор находился между мной и госпожой Дарзак. Вдруг, когда мы остановились при выходе из городского парка, чтобы пропустить трамвай, я столкнулся с каким-то человеком. «Извините, сударь», — произнес он, и я вздрогнул, так как уже слышал раньше подобный голос. Я поднял голову: это был Ларсан! То был голос, который я слышал во Дворце Правосудия! Он смотрел на нас совершенно спокойно, и мне непонятно, как я удержался от возгласа, уже готового сорваться с моих губ, как я не крикнул: «Ларсан!» Я быстро увлек за собой господина Станжерсона и его дочь, которые ничего не заметили. Мимо музыкального киоска мы прошли к стоянке экипажей, и тут на тротуаре перед стоянкой я вновь увидел Ларсана. Каким-то чудом мои спутники его все-таки не заметили!
— Вы в этом уверены? — с тревогой спросил господин Дарзак.
— Абсолютно уверен. Я сделал вид, что почувствовал себя плохо. Мы сели в коляску, и я велел кучеру ехать быстрее. Ларсан все это время стоял и смотрел, как мы удаляемся.
— И вы уверены, что моя жена его не заметила? — вновь спросил господин Дарзак, волнение которого возрастало.
— Да, уверен.
— Боже мой, — перебил Рультабиль, — вы глубоко заблуждаетесь, господин Дарзак, если полагаете, что сможете и дальше скрывать от вашей жены появление Ларсана.
— Однако в конце нашего путешествия Матильда поверила в возможность галлюцинации и по прибытии в Гараван казалась успокоившейся.
— По прибытии в Гараван? — переспросил Рультабиль. — вот, мой дорогой, телеграмма, которую она мне отправила.
И репортер протянул ему послание, состоявшее всего из двух слов: «На помощь!»
— Она сойдет с ума, — грустно сказал Дарзак, возвращая телеграмму.
На вокзале Ментон-Гараван мы увидели господина Станжерсона и госпожу Дарзак, явившихся, несмотря на данное Артуру Рансу обещание оставаться в Красных скалах до его возвращения. Увидев Рультабиля, госпожа Дарзак тотчас бросилась к нему навстречу, и нам всем показалось, что она с трудом сдерживается, чтобы не обнять его. Как утопающий хватается за руку, которая в состоянии спасти его от гибели, она ухватилась за него, и я услышал ее шепот: «Я чувствую, что схожу с ума».
Что касается Рультабиля, то я иногда видел его более бледным, но никогда не видел столь хладнокровным.
VI. Форт Геркулес
В какое бы время года путешественник ни сходил с поезда на станции Гараван, прибывая в эту полную очарования местность, он чувствует себя попавшим в сады Гесперид, золотые яблоки которых разбудили вожделение у самого победителя Немейского чудовища.
Зачарованный бесчисленными лимонами и апельсинами, которые повсюду выставляют свои солнечные плоды на всеобщее обозрение, я вспомнил о сыне Юпитера и Алкмены потому, что все здесь напоминает о его мифологической славе и удивительном путешествии к этим берегам. По преданию, финикийцы, высадившиеся в тени скалы, посвятили все побережье своему божеству — Геркулесу, назвав его именем мыс и холм. Однако я полагаю, что они уже нашли здесь это имя. Вероятнее всего, божества, уставшие от белесой пыли дорог Эллады, отправились некогда поискать уютное и благоуханное местечко для отдыха от своих подвигов и проказ. Лучшего они, разумеется, не нашли бы. Это были первые туристы Ривьеры. Сады Гесперид располагались именно здесь, и Геркулес приготовил место для своих сотоварищей по Олимпу, расправившись с ужасным стоглавым чудовищем, желавшим сохранить Лазурный Берег для себя одного. И почему бы костям «древнего монстра», найденным недавно в глубине Красных скал, не быть останками этого чудовища?
Когда, отойдя от вокзала, мы молча вышли на побережье, нам бросился в глаза ослепительный силуэт замка, сооруженного на полуострове Геркулес. Увы, проводимые на границе работы уже лет десять как изменили его очертания. В косых лучах солнца старая Четырехугольная башня сверкала над морем, словно кираса. Древний часовой, она, казалось, все еще охраняет причудливо изогнутый серп бухты Гараван.
По мере нашего приближения блеск угасал, так как солнце за нашими спинами клонилось к вершинам гор. Высокий мыс на западе с наступлением вечера окрасился в пурпурный цвет, а замок начал окутываться угрожающей и враждебной тенью.
На первых ступенях узкой лестницы, ведущей в одну из башен, стояла бледная и очаровательная женщина. Это была жена Артура Ранса — прекрасная Эдит Ранс. Конечно, Ламмермурская невеста не была более бледной в тот день, когда молодой незнакомец с темными очами спас ее от безжалостного быка. Но Лючия имела голубые глаза и была блондинкой. Ах, Эдит! Когда желаешь выглядеть романтичной на фоне средневекового замка и напоминать загадочную, отрешенную и меланхоличную принцессу, то не следует иметь такие глаза, прелесть моя. А ваши волосы, чернее воронова крыла! Их цвет явно не соответствует общепризнанным ангельским канонам. Ангел ли вы, Эдит? Не лжет ли томность ваших черт? Извините, конечно, за эти мысли, но я увидел вас впервые и был прельщен гармоничностью вашего светлого образа, неподвижно царящего на каменных ступенях. Однако настороженный взгляд ваших темных глаз, устремленный на дочь профессора Станжерсона, не очень-то соответствовал дружескому тону вашего голоса и беззаботной улыбке ваших губ.
