Арнольд Беннет - «Великий Вавилон»
— Ты уверен, что он умер, папа? — спросила недоверчиво Нелла.
— Тебе лучше уйти, Нелла, — таков был ответ Раксоля, но девушка не двинулась с места и беззвучно зарыдала.
Накануне вечером она издевалась над Реджинальдом Диммоком. Она решила во что бы то ни стало получить от него сведения об одном предмете, чрезвычайно ее интересовавшем, и добилась-таки своего, посмеиваясь над невинными мальчишескими слабостями — его наивной напыщенностью, его тщеславием, его детской хитростью. Он ей не нравился, даже казался подозрительным, и девушка решила, что он «так себе». Но теперь, когда несчастный неподвижно лежал на носилках, все это было забыто. Она даже чувствовала себя отчасти виноватой в происшедшем. Таково странное влияние гнетущего скорбного величия смерти.
— Сделайте одолжение, перенесите беднягу ко мне, — сказал принц, подав знак носильщикам. — Пора бы уже доктору приехать.
Раксоль внезапно почувствовал в эту минуту, что он не более чем хозяин гостиницы, столкнувшийся с неприятной историей в своем заведении. Долю минуты он даже раскаивался, что ему вздумалось купить «Великий Вавилон»!
Полчаса спустя принц Ариберт, Теодор Раксоль и доктор собрались в приемной принца. Они только что вошли туда из передней, где покоились бренные останки Реджинальда Диммока.
— Ну? — воскликнул Раксоль, вопросительно взглянув на доктора.
Доктор был рослый, крупный мужчина с мальчишеским лицом и острыми, задорными глазами.
— Это не болезнь сердца, — сказал он.
— Не болезнь сердца? — последовал вопрос.
— Нет.
— Тогда что же это такое? — спросил в свою очередь принц.
— Точно ответить я смогу только после вскрытия. Сейчас это невозможно. Симптомы удивительно странные.
Присутствовавший тут же полицейский начал записывать что-то в своей записной книжке.
Глава VI
В золотом зале
В этот вечер в Золотом зале «Великого Вавилона» должен был состояться большой бал. Зал этот являлся частью гостиницы, но помещался отдельно от нее и предназначался для публики менее привилегированной. Теодор Раксоль не был осведомлен о подробностях предполагавшегося торжества и знал лишь, что это был прием, устраиваемый мистером и миссис Симпсон Леви для своих друзей. Он ничего не знал об этих людях, слышал только, что мистер Симпсон Леви был одним из видных представителей той части биржевых дельцов, которая на обыденном языке называлась «кафрским кружком», что жена его — полная дама, обладательница орлиного носа и громадного количества бриллиантов, и что оба супруга очень богаты и гостеприимны. Мысль о том, что в этот вечер в его отеле должен состояться частный бал, совершенно не нравилась Раксолю, и незадолго до обеда он едва не отдал приказания запереть Золотой зал, празднество отменить, а почтенной чете Симпсон Леви предложить денежную компенсацию за отказ. На это у него имелось три причины: во-первых, новоиспеченный владелец отеля чувствовал себя не в своей тарелке, во-вторых, ему не нравилось имя Симпсона Леви, и в-третьих, американскому миллионеру хотелось показать этим представителям лондонской плутократии, что их богатство для него ровно ничего не значит, что они отнюдь не могут манипулировать Теодором Раксолем и что ему, Теодору Раксолю, ничего не стоит купить не только их самих, но и весь их «кафрский кружок» в придачу. Однако чутье подсказывало миллионеру, что если подобные действия могли быть допустимы в Америке, этой стране свободы, то их ни в коем случае не потерпят в Англии. Он инстинктивно чувствовал, что есть поступки в Англии неприемлемые и что его распоряжение было бы как раз подобного рода. Итак, бал состоялся, и ни мистер, ни миссис Симпсон Леви даже не подозревали, в каком неловком положении перед своими многочисленными гостями они чуть было не оказались.
Золотой зал «Великого Вавилона» предназначался специально для проведения балов. Он был опоясан расположенной на расписанных золотом и ляпис-лазурью сводах галереей, с которой те, кто не хотел или не мог танцевать, имели возможность наблюдать за происходившим в зале. Галерея эта была знакома всему светскому обществу Лондона, и многие во время балов охотно в ней располагались. Но никто не знал, что над ней, в одной из стен зала, существовало маленькое зарешеченное окошко, через которое администрация отеля могла наблюдать не только за танцующими в зале, но и за сидящими в самой галерее.
Людям непосвященным трудно поверить, что посетители такого пышного и знаменитого помещения, как Золотой зал «Великого Вавилона», могли нуждаться в бдительном надзоре. А между тем на деле это оказывалось нелишним. Не раз через это маленькое окошко удавалось выслеживать темных личностей или находить разгадку таинственных происшествий, и не один европейский сыщик, наблюдая за публикой с этого необычного поста, достигал самых блестящих результатов.
Около одиннадцати часов вечера опечаленный и расстроенный Теодор Раксоль и Нелла очутились возле этого окошка. Бродя вместе по коридорам гостиницы, еще плохо знакомым им обоим, они совершенно случайно наткнулись на маленькую комнатку, из которой, как из засады, открывался вид на помещение, где шел бал, устроенный супругами Симпсон Леви. Освещенная только проникавшим из залы светом горящих в канделябрах свечей, комнатка тонула в полумраке. Девушка подошла к окну, отец последовал за ней.
— Интересно было бы знать, кто из них миссис Симпсон Леви и подходит ли ей это имя, — проговорила Нелла. — Как бы тебе понравилось, папа, называться не Раксолем, а каким-нибудь таким именем, к которому люди легко могли бы придраться?
Снизу до них долетал гул голосов и звуки скрипок.
— Ах, черт бы побрал все эти вечерние газеты! — не к месту, но с большой искренностью воскликнул Раксоль.
— Папа, ты сегодня просто несносен! При чем тут вечерние газеты?! — с легким возмущением воскликнула мисс Раксоль.
— Да при том, душа моя, что в одной из них помещен твой портрет, в другой мой, и все они наперебой плетут разные небылицы. Смерть Диммока так их взбудоражила!
— Неужели ты надеялся ускользнуть от газетчиков? Остается только радоваться, что имеешь дело не с нью-йоркскими щелкоперами. Только представь, что бы затрубил милый «Геральд» о твоем вчерашнем скромном приобретении!
— И правда, — согласился Раксоль. — Но все равно завтра утром весь Нью-Йорк будет знать об этом. Хуже всего то, что Вавилон уже уехал в Швейцарию.
— Что это ему вздумалось? — удивилась Нелла.
— Не знаю. Должно быть, обуяла внезапная тоска по родине.
— А тебе-то что за дело до его отъезда?
